— Говорят, через пару недель.

— В любом случае, передай ей привет. Надеюсь, до вечера.

Матвей Филиппович уже ждал нас; этот второй флигель — его рабочее место и одновременно дом, где он живет. Большой личный кабинет сообщался со служебным, и он, наверное, работал день и ночь. Но когда мы пришли к нему, то Матвей Филиппович не работал, а ожидал нас в своей небольшой, но уютной столовой, где был накрыт обед на четыре персоны. Ксюшу он очень любил, и она за столом получила полноценное взрослое место.

Ведение дел Анны, а теперь и наших общих, — это для старого приказчика не только дело всей жизни, но и сама жизнь. Ничего другого у него в жизни уже не осталось, и поэтому разговор во время обеда все равно был о наших делах. И пока мы неспешно обедали, Матвей Филиппович дал полный отчет о состоянии наших дел.

Резюме, которое он сделал, было очень коротким: у нас практически нет свободных средств. Многочисленные проекты, которые мы осуществляем, съели всё практически до копейки. Подробно, на что идут деньги в наших имениях, он не знает, но Анна регулярно представляет ему отчеты о совершаемых финансовых операциях, и Матвей Филиппович вносит их в свои итоговые финансовые отчеты.

Последний платеж за поставленные паровые машины, как пылесос, вымел последнее, что оставалось у Анны, и теперь необходимо остановиться. Наши еженедельные доходы очень существенные: ресторан, трактир, торговля на рынке и шахта дают почти три тысячи ежедневной прибыли.

Но от них остается свободными не больше двух-трех сотен. А в начале июля предстоит большой платеж Александровскому заводу. Конечно, у нас в этом году пока не намечается никаких крупных затрат на что-то новое, и самые большие платежи — это за паровые машины. Подати мы будем платить уже по итогам сельхозгода, и там не должно быть никаких проблем.

Конечно, у нас есть еще неприкосновенный резерв: остатки того, что было выделено на кавказскую экспедицию, но я не знаю еще, что там осталось, и, конечно, будущий доход от торговли зерном.

Но на эти деньги рассчитывать не стоит, это самое последнее НЗ. И с учетом сложившейся ситуации Матвей Филиппович предложил нам план жесткой экономии.

Смысл его предложений — никаких дополнительных затрат в буквальном смысле слова. И это позволит нам из текущих прибылей в течение лета как минимум каждый день откладывать в копилку по тысяче рублей, и тогда мы сможем к осени выплатить все платежи за машины. Если, конечно, удастся увеличить доходы, то будет еще лучше.

Мы переглянулись с Анной. Ведь у нас впереди бракосочетание Василия и Лизы и возможно египетская экспедиция, которая неизвестно в какую копейку нам станет. Поэтому режим экономии должен быть еще жестче. Вообще никаких лишних затрат, и даже многие нынешние текущие придется урезать.

Когда обед заканчивался, Анна сказала, что нам, вероятно, придется изменить свои планы и вернуться в Сосновку. Она, скорее всего, решила не откладывать ничего в долгий ящик и завтра, а вернее сегодня вечером, начать наводить экономию.

И первое, что просто напрашивается, — урезать себя в питании. Например, отказаться от ежедневной яичницы с беконом, по крайней мере, нам. А глядя на нас, Пелагея и других ограничит.

Это не значит, что он исчезнет на нашем столе. Просто это будут только обрезки от товарных кусков. Причем они тоже со скидкой хорошо продаются Саввой. И думаю, что Анна за вечер найдет много такого, от чего можно отказаться или что урезать.

Мои размышления прервал посыльный от Вильяма. Он принес совершенно сногсшибательное известие.

Из Петербурга прибыл фельдъегерь с целой кипой императорских повелений, рескриптов, указов и распоряжений. Они затрагивали многие стороны жизни, в том числе и нашу. Например, теперь губернская комиссия продовольствия становится постоянно действующим органом. Ей становятся подотчетны все продовольственные магазины, в которых должен быть каждую минуту неприкосновенный запас зерна, и не важна их форма собственности.

И еще многое другое, причем, как всегда, Николай Павлович перегибает палку и вводит ненужный мелочный контроль.

Но самое главное, что привело меня в крайнюю степень изумления, было известие о получении Иваном Прокофьевичем Волковым следующего классного чина — статского советника. И назначение его калужским вице-губернатором с сохранением за ним руководства комиссией продовольствия.

Глава 6

Посыльный от Вильяма принес еще и письмо от нового вице-губернатора.

Иван Прокофьевич спрашивал, планируем ли мы сегодня задержаться в Калуге, он хотел бы нанести нам визит, когда освободится. Точное время назвать, естественно, не может, так как это зависит не от него, а от губернатора, который встречу назначил после четырех.

«После четырех» — это, конечно, очень точно. Пять минут пятого и без пяти двенадцать ночи — это одинаково «после четырех». Но есть небольшая разница.

Лицо посыльного показалось мне очень знакомым, и я немного сосредоточился и вспомнил: Петруха.

— Как жизнь, молодая? Не жалеешь, что к нам приехал?

— Что вы, Александр Георгиевич, — заулыбался Петруха, довольный, видимо, тем, что я его узнал. — Здесь я человек, Петрухой никто не кличет, Петром, а некоторые уже и Петром Сидоровичем. Я ведь тут не половой, а у господина Тэтчера помощник. Он ведь меня к вам послал потому, что надо было письмо от их высокородия. А записку, — Петр показал на послание Вильяма с известием о назначении Ивана Прокофьевича, — любой половой мог принести. Об этом сейчас все собаки в Калуге брешут.

— Ступай, Петр. Да велите послать за Никифором, пусть ко мне придет и ждет.

Теперь новоиспеченный вице-губернатор не будет нуждаться в съеме жилья у меня, его жилищные проблемы — это прерогатива калужских властей, так как Калуга — это один из немногих губернских городов, где служебное жилье есть и у вице-губернатора.

Несколько лет назад один из представителей старинного и богатого княжеского рода был здесь вице-губернатором и имел свой дом. Он уступал губернаторской резиденции, но был вполне ничего. И когда сей князь покидал Калугу, то подарил его губернской администрации конкретно под резиденцию вице-губернатора. Дом, конечно, не супер-пупер, но вполне соответствует статусу.

Поэтому апартаменты в нашем доме в ближайшее время будут свободными, и я уверен, что желающих снять их будет достаточно. Но у меня на них свои планы, и я заранее хочу проинструктировать Никифора, чтобы никто зря не обнадеживался.

— Вот видишь, Анечка, — с сожалением развел я руками, — как в одночасье могут меняться