К 1980-м годам манекенщиц в Перми насчитывалось примерно два десятка. Несмотря на небольшую зарплату и двойственное отношение старшего поколения, престиж работы манекенщицей был высоким.

Во-первых, привлекали атмосфера и окружение.

P. Мне казалось, что у нас работают самые красивые дамы. Я сильно об этом не говорила, не выпячивала, но вот (называет фамилию коллеги. – Ю. П.) это отмечала. Правда, у нас очень красивые девчонки все работали. Сейчас начинаю вспоминать – все.

AC. Мне очень нравилось, что, так же как и меня, [многих] привели с улицы, а кто-то из своих знакомых привели девочек молодых; в основном это были студентки либо только что выпустившиеся молодые выпускницы. Умницы, красавицы <…> до сих пор мы со многими дружим и общаемся; это состоявшиеся интересные личности, понятно, что не в этой профессии. Ну и плюс ко всему красивые, изысканные женщины и сейчас до сих пор, и было просто интересно общаться. Там выпускницы мединститута, выпускницы университета.

H. Манекенщицы очаровательные. Одна лучше другой. Ну, я их так любила всех. Просто неимоверно.

Во-вторых, работа манекенщицы как бы официально подтверждала привлекательность и повышала статус женщины.

YX. Это было престижно – подруга-манекенщица <…> но для большинства, наверное, это было «на грани приличия».

Престижным было не только встречаться с манекенщицей, но и одевать манекенщицу. В 1980-х фарцовщики давали им скидки и старались заручиться их лояльностью. Отношение мужчин было амбивалентным: женившись на манекенщицах, мужья часто начинали настаивать на прекращении работы под разными предлогами. Однако замужество не всегда было причиной ухода с подиума. Были манекенщицы, которые выходили замуж, рожали детей и возвращались к работе. Некоторые надолго оставались в профессии.

В-третьих, привилегией профессии манекенщицы была возможность носить модели из творческих коллекций, которые создавали модельеры ПДМО и экспериментального цеха. После того как у очередной творческой коллекции заканчивался «срок годности» и ей на смену приходила новая коллекция, предыдущую распродавали, чтобы освободить место. Часто покупательницами становились манекенщицы, которые их и демонстрировали.

AC. Была традиция, что, после того как коллекция прошла все показы, мы это всё покупали-раскупали себе, кому что шло, кому что нравилось; и мы сознательно в этом ходили в городе, и понятно, что мы это рекламировали.

В конце 1970-х – начале 1980-х годов уже имело смысл рассматривать предоставление манекенщицам возможности выкупать модели как рекламу, потому что предприятия начали расписывать отдельные модели из творческих коллекций, ограничиваясь, впрочем, теми, у которых, как им казалось, перспективы спроса заметно выше, то есть наименее авангардными.

Манекенщицы не только на подиуме оказывались в центре внимания. Во время одного из методических совещаний в Москве пермские манекенщицы ходили по столице в нарядах, созданных модельерами ПДМО.

AC. Мы вот должны были ходячими рекламами быть и в Москве. <…> Одежды были «доммоделивские», и, когда мы выходили такой стайкой гулять на Красную площадь, нас просто останавливали. Где вы это взяли – раз, а во-вторых, на Красной площади нас вообще остановила милиция, сказали: «Вы кто? Откуда вы? Вы зачем здесь?»

В-четвертых, работа манекенщицы позволяла заводить и поддерживать полезные и интересные знакомства. Это могли быть как знакомые коллег, студентов и студенток вузов, будущих специалистов, так и знакомства «в тусовке», которая существовала вокруг манекенщиц.

YX. Там искали женихов из обеспеченных семей, из хороших семей. Потом там и учеба, и врачи нужные. Раз все знакомые, соответственно, такие связи – кто что мог. Кто-то шил обувь. Это тоже было интересно.

Таким образом, как и современные модели, советские манекенщицы конвертировали свой телесный капитал в капитал социальный. Для советского подиума также были важны индивидуальность и личные качества манекенщицы. Отбор базировался не только на параметрах фигуры, но и на профессиональной интуиции отборщиков. Работа манекенщицы, несмотря на отношение старшего поколения, выгодно отличалась от других вакансий для молодых женщин содержанием работы, условиями труда и престижем. Низкая зарплата компенсировалась общением с творческими людьми, связями и знакомствами, а также упомянутым престижем в кругу посвященных, а иногда и непосвященных горожан. В отличие от современных моделей, советские манекенщицы не были прекариатом[545] благодаря советскому трудовому законодательству. Количество и темп показов позволяли манекенщицам, работающим в одной организации в штате, совмещать эту работу с выходами на показах другой организации.

Интервью с бывшими сотрудниками пермских моделирующих организаций в целом не поддерживают образ манекенщицы как «простой советской девушки»[546], а, скорее, свидетельствуют о том, что в этой профессии были представлены разные социальные страты. По подиуму ходили дочери руководителей высшего звена, студентки престижных вузов, невесты, а позже жены специалистов и руководителей среднего звена, а также девушки, которые только завоевывали свое место под солнцем.

Искусствоведы – пропагандисты моды

Перейдем к профессии искусствоведа. Важную роль в системе советской моды играли специалисты, которые профессионально занимались продвижением моды. Сегодня их бы назвали пиарщиками, а в то время они назывались искусствоведами. Однако содержание их работы не имело отношения к искусствоведению в его традиционном понимании. Искусствоведы находили оптимальную словесную форму для предлагаемого модельерами нового направления моды, анализировали содержание зарубежных журналов мод, вели показы, выступали с лекциями и писали материалы для СМИ. На языке позднего социализма их работа называлась пропагандой моды.

Искусствоведы были в чистом виде культурными посредниками. Они конструировали моду как культурный продукт, который «имеет преобразовательную, а не только потребительскую ценность», исследует «аспекты человеческого опыта и человеческого благополучия» и «нашего собственного “я”»[547]. Искусствоведы не касались узкопрофессиональных вопросов конструирования и моделирования, а представляли моду в контекстах советской и западной культур, связывали моду и искусство. Иными словами, искусствоведы нагружали моду дополнительными социальными значениями, в которые они сами были обязаны твердо верить.

Показ ведет искусствовед ПДМО Татьяна Климова. ПермГАСПИ

В отличие от столичных домов моделей, в Перми должность работника с информацией называлась «инженер-методист» в ПДМО и «инженер по работе с информацией» – в системе бытового обслуживания. В 1984 году инженер-методист ПДМО стал именоваться искусствоведом, а в 1988 году к должности искусствоведа добавилась должность «начальник отдела пропаганды моды и рекламы». Было ли это переименование всероссийским или всесоюзным – об этом данных пока нет. Для краткости далее я стану называть всех специалистов по работе с информацией искусствоведами, но, надеюсь, читатель будет держать в уме, что здесь все было не так просто. В Перми искусствоведами в моде работали люди с филологическим образованием. Предполагалось, что филологи знают языки и могут, например, читать иностранные журналы, что иногда соответствовало действительности, а иногда – нет.

Искусствоведы управляли важнейшими медиационными событиями – показами или демонстрациями моделей для