Манекенщик демонстрирует мужской комплект. ПДМО. Первая половина 1980-х. ПермГАСПИ. Архив Анатолия Зернина

B. Мы к этому относились нормально, а, видимо, для товарища было что-то непонятно. Я объяснила, чем мы занимаемся, что никакого криминала нет.

В конце 1970-х – начале 1980-х годов расписание манекенщицы, совмещавшей работу в ПДМО с учебой или основной работой, предполагало один регулярный показ в неделю в демонстрационном зале ПДМО и, возможно, два-три выездных показа в месяц. Перед регулярными показами, которые начинались в 18:00 или в 19:00, манекенщицы приходили за час-два, чтобы подготовиться. Подготовка включала в себя не только прическу и макияж, но и примерку модели, подбор аксессуаров и некоторую рефлексию по поводу того, как показать модель. Участие в конкурсных показах, в которых использовались элементы театрализованного действа, сформировали у некоторых манекенщиц привычку придумывать «игровые какие-то моменты, композиции, так, чтобы это было интересно и выигрышно подано, так, чтобы модель хорошо выглядела. Поэтому это не просто так: прибежал, вышел на помост и убежал»[541]. Выход на подиум сам по себе мотивировал манекенщиц.

D. Достаточно интересное было время, потому что вот идешь с плохим настроением, а потом начинается показ – и [ты] как артистка. И сразу – огни, свет, музыка, настроение отличное.

О подборе и подготовке манекенщиц в экспериментальном цехе мне, к сожалению, удалось собрать гораздо меньше сведений. До появления в 1967 году экспериментального цеха новые модели создавали ателье, они же организовывали показы. В третьей главе я рассказывала, что первыми манекенщицами были сотрудницы ателье индпошива, а в дальнейшем манекенщиц искали модельеры, работавшие с определенным ателье. Так, D, одна из манекенщиц экспериментального цеха бытового обслуживания, вспоминает:

<…> Ко мне подошла на улице художник-модельер Инесса Румак[542]. <…> Она сказала, что они приглашают меня (для участия в показе. – Ю. П.), будет конкурс на лучшего закройщика. То есть ателье в основном участвовали в конкурсах тогда. Каждый закройщик сам вынашивал какие-то планы, с художником советовался, раскраивал, делал примерки и показывал модель. Было довольно азартно – все старались, конкурс же. Я тогда училась в 10-м классе, тогда учились 11 классов.

Манекенщица Нина Глушакова позирует на подоконнике окна Дома моделей. Модельер В. Лопатина. Каталог одежды Пермского дома моделей. 1980. Архив города Перми. Ф. 1020. Оп. 12. Д. 3

Художник-модельер ПО «Новинка» Галина Анатольевна Тихонович так описывала поиск манекенщиков.

Доходило до смешного. Нам нужен был мальчик. Я как раз была беременна, живот уже большой, и я пошла в Политехнический институт, просто встала у окна и смотрела молодых людей – высоких, стройных, красивых. Просто подходила и говорила: «Вас можно на несколько слов?» Представляю, как смешно это выглядело.

Интервьюер. И как, шли?

Г. А. Тихонович. Да. Обалдевшие такие… Я говорила, что нам нужны манекенщики, мы приглашали несколько человек, а потом смотрели, кто нам подходит. Давали изделия и смотрели, подходит или нет.

В 1980-х в профессию можно было попасть по знакомству. Например, приятель, работавший манекенщиком, мог предложить девушке попробовать себя на подиуме, если видел, что у нее подходящие внешние данные.

Манекенщица Лариса Лебедева (впоследствии Ефимова) в начале своей карьеры. 1966. Личный архив Л. С. Ефимовой

Манекенщик демонстрирует модель ПО «Новинка». Первая половина 1980-х. ПермГАСПИ

В экспериментальном цехе системы бытового обслуживания манекенщицы были трудоустроены на полставки с заведением трудовой книжки и могли совмещать основную работу с выходами на показах ателье, которые только изредка демонстрировали модели, и с выходами в показах ПДМО, где всегда были нужны приходящие манекенщицы. Приходящих манекенщиц в экспериментальном цехе, насколько известно, не было. Работу с манекенщицами экспериментального цеха вела Элина (Лина) Николаевна Павлова, сама в прошлом манекенщица, а затем искусствовед. Она ставила показы для цеха. YX вспоминает, как «она (Э. Н. Павлова. – Ю. П.) гоняла нас по этой сцене, были интересные перестановки, чтобы не просто прошли туда-сюда, а была какая-то сложная система».

Манекенщицы в экспериментальном цехе учились у московских коллег и искали свой индивидуальный стиль.

D. Мы видели, как они (московские манекенщицы. – Ю. П.) показывали, нравилась та или эта манера показа…

Интервьюер. А как это было – манера показа?

D. Ну смотрите: когда показывала (называет имя коллеги. – Ю. П.), у нее был вздернутый носик, глаза как у серны и длинная шейка. (Называет имя. – Ю. П.) всегда улыбалась, ей это очень шло, с ее носиком и белыми зубками. Вообще, мы достаточно приветливо [ходили], таких надменных лиц…

Интервьюер. Как сейчас?

D. Да. Такого не было.

В 1980-х при создании образов манекенщиц для показов нередко ориентировались даже не на московские, а на зарубежные образцы.

YX. Там очень много привозили каталогов с западной одеждой, постоянно что-то смотрели в них: как краситься, как еще что-то. <…> Мы были ближе к Западу, чем «большой» Дом моделей.

Эта цитата демонстрирует, что расхождение между ПДМО Минлегпрома и экспериментальным цехом Управления бытового обслуживания существовало в подходе не только к моделированию, но и к показам.

В экспериментальном цехе существовала практика подбора для новой манекенщицы подходящей стрижки, обучения макияжу и «постановки» походки. XY вспоминает, что с приходом в профессию ее стиль сильно изменился.

YX. Я в течение трех месяцев полностью сменила гардероб: у меня появились сапоги, которые мне сшили на заказ, джинсы узкие. Одежда полностью поменялась. И манера поведения. Реагировали по-разному. Мама одна вела за нами маленькую девочку и с восхищением ей говорила: «Смотри, какие красивые девочки, вырастешь – такая же будешь». А бывало, что бабушки идут следом и плюются, матерятся и обзывают по-всякому. Только потому, что ты выглядишь не так и полностью отличаешься от того, что в их понятии «приличная девушка». Это 80-е годы, там СССР еще сидел очень плотно. <…> А город наш – это не Москва.

«Приличная девушка» не могла носить высокие сапоги, джинсы, лосины[543] с люрексом и тунику, пусть даже трикотаж был произведен в Белорусской ССР, потому что «это было ярко, вызывающе и нескромно». Негативный образ «советской девушки» состоял из «рюшечек» и скромности[544]. Элина Николаевна Павлова осознавала этот конфликт и старалась сгладить его увещеваниями.

YX. Идешь на учебу – оденься как «нормальная советская девочка! Не травмируй психику у людей!» А девочки же привыкли уже, им не хочется одеваться «как все».