После того, как я получил вновь способность дышать и произносить слова, я жалобно прошу его:

— Зачем нам смотреть на свадьбу? Лучше пойдем это… погулять… может, зайдем в читальню, чтобы подковаться в смысле текущих событий или там актуальных цифр…

Но Степан меня просто тянет за собой к церкви:

— Пошли, пошли, давай скорее! Интересно же все-таки!

Я не успел еще вырваться из его рук, как меня перехватили на паперти так называемые шафера. Они поволокли меня в церковь, приговаривая:

— Ты с ума сошел!.. Куда ты пропал?! Невеста уже плачет… А теща в такой ярости…

— Воронкин! Куда ты?! — спросил Степан.

Я оторвался от шаферов, пробился обратно к нему и нашел в себе силы, хихикая, заявить:

— Нет, ты подумай: меня приняли за какого-то участника этого дела… Ну, свадьбы там ихней… вот чудаки! Пошли отсюда, ну их!..

Но «чудаки» снова схватили меня. Толпа на паперти разлучила нас со Степаном. Тогда я дал возможность шаферам втащить себя в церковь. Мысленно я умолял бога, которого, безусловно, нет, чтобы Степан Вихров поскорее ушел бы отсюда. Ну в самом деле: что делать комсомольскому секретарю в церкви?..

Меня между тем уже подвели к алтарю — так, кажется, это у них называется? — будущая теща больно ущипнула меня в районе ребер и прошипела:

— Если бы я знала, что вы хотите осрамить мою Вавочку, я ни за что не согласилась бы… Где вас носит, бродяга этакий?!

Тут меня поставили на коврик рядом с Вавой… То есть что я говорю: поставили?.. Меня стоймя положили, если можно так выразиться… Священник уже весь в чем-то блестящем, как самовар, подошел к нам и, перекрестивши нас, начал читать, что положено…

Но, по совести сказать, я его не слушал, я вертел головой все время, чтобы высмотреть: вошел в церковь Степан или нет?.. Поглядел налево — вроде его нет… Стал озираться направо… Так и есть! Вихров пробирается поближе к нам — видать, он в свою очередь ищет меня…

Я тогда бросаю священнику и Ваве: «Извиняюсь, я — сию минуту!» — и отхожу к Степану.

— Вот, — говорю ему, — чудаки!.. У них — свадьба, а из меня они строят какого-то дружку или служку… в общем, берут на пушку!.. Хе-хе-хе…

Вихров смотрит на меня с явным подозрением. И тут братец Вавы — здоровый парень, надо сказать!.. — вместе с теми же шаферами опять хватают меня, будто пьяного, которого надо вывести из пивной, и тащат обратно к попу. Я успеваю засмеяться фальшивым смехом и крикнуть:

— Ой, осторожнее! Я щекотки боюсь… Степа, хе-хе-хе, выручай!

И вот я опять перед священником. Вава шипит:

— Ты будешь венчаться в конце концов?!

Поп начинает бормотать свои тексты. А меня корежит в буквальном смысле. Я все изгибаюсь назад, чтобы узнать: что там Вихров — наблюдает ли он за выполнением данного религиозного предрассудка?

Вдруг я слышу: мне шепчет шафер:

— Отвечай же!

И он ударяет меня в спину кулаком.

— Что отвечать? Кому?

— Да священник тебя спрашивает или нет?

Я оборачиваюсь к священнику:

— Я извиняюсь, вы — о чем?

— Сын мой, хочешь ли ты взять эту девицу себе в жены?

Я опять оглядываюсь невольно в сторону Степана, а после этого говорю шепотом:

— В общем и целом, я не возражаю.

Поп отшатывается назад при таких моих словах. А теща громко заявляет:

— Это что еще за отговорочки?! Будьте любезны отвечать, как положено по религии: «да!» — и больше никаких! Ну?!

При виде ее разгневанного лица я тороплюсь сказать:

— Да и больше никаких!

Раздается смех. Даже священник начинает улыбаться. Я снова ищу взглядом Степана в надежде, что и он тоже смеется… Но — увы! — Степан Вихров стоит как статуя и сурово сдвинул брови. Я опускаю голову и опять начинаю думать: что же меня ждет по комсомольской линии?.. И, конечно, пропускаю мимо ушей очередные указания попа. Вдруг меня что-то ударяет по голове. Оказывается, что шафер, который держит надо мною ихнюю церковную корону — так называемый «венец», — ударом медного венца дает мне понять, что надо быть более внимательным. Я переспрашиваю священника:

— А? Как вы сказали?

Но тут лопается терпение у Вавиной мамочки. Она выходит вперед, за руку вытягивает меня с моего места на коврике и громко изрекает:

— Стоп, батюшка! Венчание отменяется! Видите, как он безобразничает — этот негодяй?! Ты что — срамить мою дочку сюда пришел?

Тут она в свою очередь толкает меня в плечо:

— А ну, давай отсюда сию минуту! Никакого брака не будет! Варвара, не реви! Ты не виновата, если он оказался придурком и мошенником. Я прошу все равно всех знакомых к нам домой, поскольку еда заготовлена и угощение все равно состоится! А этого типа мы на порог не пустим! Вас, батюшка, также попрошу к нам, и отца дьякона тоже, и весь вообще причт! А этот тип пусть сейчас же уходит отсюда!!

Тип — то есть я — поспешно пробирается к тому месту, где стоял Вихров, но его там уже нет. Я выбегаю на улицу — конечно, Вихрова и след простыл. Но ненадолго: на другой день меня вызвали на комсомольское бюро…

А на третий день я пошел к Ваве, как представитель уже внесоюзной, или, так сказать, «беспартийной молодежи». Хотел объяснить ей и ее мамаше: мол, так и так, поскольку меня все равно из комсомола исключили, то я согласен венчаться явным образом при любом параде. Но мамаша сама вышла ко мне навстречу, оттерла меня из передней на улицу и там сказала:

— Вашей ноги больше у нас не будет. И вашей руки моя дочь не примет. И вашей рожи мы не хотим больше видеть. Вы нас осрамили в церкви, и все кончено!

Я ей просто со слезами отвечаю:

— Тогда за что же я вылетел из комсомола?! Больно уж густо все на меня одного!

Но мамаша заперла дверь изнутри и ни на какие стуки не открывала. Хотели они меня еще облить чем-то с мезонина, только я не стал дожидаться, когда мне плеснет на голову, а отскочил в сторону и пошел себе домой…

Вот что сделал со мной слабый характер!..

ХАРАКИРИ

Директор трикотажной фабрики товарищ Петрищев, Иван Степанович, говорил по телефону из своего кабинета. Говорил, сильно заикаясь и растеряв все свои уверенные интонации бывалого руководителя. А секретарша директора, стоя в дверях, шепотом предупреждала входящих:

— Тсс!.. Тише, пожалуйста! Закройте там дверь!.. Ивана