несколько огорошен. «Надо было нам с тобой вчера действовать поагрессивнее и все-таки пробиться через толпу к Плисецкой. Но, с другой стороны, чего бы добились? Когда я напомнил Майе Михайловне, как вчера она уронила книгу и не смогла ее поднять, услышал в ответ: «Мишенька, но это же невозможно, как они в этот раз наседали. Пришлось мне срочно ретироваться».
* * *
Плисецкая о своем конкурсе в Питере. «Трижды я выступала с «Кармен-сюитой» на сцене «Октябрьского зала» в авторском вечере Щедрина. Публика принимала меня дружелюбно, билеты раскупались с боем, и худрук зала Владимир Чернин зазывал на повторение этого вечера. И все же я была немало удивлена, когда он предложил организовать в Ленинграде международный балетный конкурс «Майя» и сформировать жюри и репертуар по моему усмотрению.
– Я проговорил замысел с мэром Анатолием Собчаком, – сказал Чернин. – Он с воодушевлением поддерживает. Обещал свое полное содействие. Спонсоры намечаются. Хотя здесь потребуется и ваше прямое участие.
– А где вы планируете проводить конкурс?
– С Кировским театром вряд ли получится. Есть в нем ваши антиболельщики. Да и аренда – дорогое удовольствие. Как бы вы отнеслись к сцене Александринки? Там славный директор Сащенко. Он берется нам помочь.
– А почему бы и нет?
Я стала думать о репертуаре. Непременные па-де-де и вариации давно набили всем оскомину. И конкурсантам, и жюри. Да и публике. Может, за основу взять мой репертуар? Например, «Кармен-сюиту»? Но хореография должна быть своя, новая. Надо добавить к наградам танцорам и премию лучшему хореографу. Чернину идея понравилась. Спонсоры вскоре отыскались. Очень помог японский меломан господин Сезан Фуками. Он стал генеральным спонсором нашего первого конкурсного выхода в свет.
Во втором конкурсе я предложила «Анну Каренину». И снова столь трудная задача сумела расшевелить воображение хореографов и танцовщиков. Вновь перед публикой предстали разные Анны, разные Вронские и Каренины. Все три конкурса организационные вопросы вел Владимир Чернин. И делал это неплохо. Однако, что касалось привлечения спонсоров, – эту ношу он чаще перекладывал на мои плечи. Все шло по накатанной дорожке до тех пор, пока среди действующих лиц не появился сын Чернина – Сергей. Любвеобильный папа, не спросив на то моего согласия, назначил сына генеральным директором и распорядителем финансов конкурса. На мое последующее невезение, юный директор Сергей внезапно сочетался браком с роскошной полногрудой блондинкой. Блондинка начала мелькать в кулуарах нашего балетного соревнования в броских провокативных туалетах. Похоже, что сие стало одной из причин наших финансовых затруднений. А тут еще точно в день открытия конкурса грянул злополучный дефолт 17 августа 1998 года. Мы ожидали перевода денег из президентского фонда Ельцина, которые были обещаны, и все соответствующие распоряжения подписаны и переподписаны. Конкурсу недоставало пятьдесят тысяч долларов, главная часть коих должна была составить премиальный фонд. Мелькавший в те времена по телевидению усатый министр финансов Задорнов, с преувеличенной театрализованной заботливостью пекшийся о благосостоянии российского населения, держал все наши бумаги у себя на столе, зная, без сомнения, день и час пришествия грабительского дефолта. Он этот день, верно, и определил! Все конкурсанты увлеченно соревновались на сцене уютной Александринки. Жюри строго и придирчиво отбирало лучших. А денег на премии и авиационные билеты все еще не было. («Жить стали лучше, а деньги кончились», – как определил происходящее Жванецкий.) По счастью, отзывчивые люди нашлись, и кто взаймы, а кто и по-спонсорски – без возврата – восполнил недостающую сумму. Англичанин Бен Брамс, появившийся на конкурсе в белом смокинге, достал из кармана пачку банкнот и отдал ее Чернину. Вспоминаю с искренней теплотой участливость Никиты Михалкова, помогшего нам в той критической ситуации. Отозвалась на нашу беду и известный косметолог Ольга Цуканова. Я несколько раз звонила на мобильник Татьяне Дьяченко, с которой была немного знакома, лелея надежду, что Татьяна, любимая дочка президента Ельцина, имевшая, как поговаривали, влияние на отца, сможет повлиять и на Задорнова с переводом обещанных денег. Но телефон либо молчал, либо строгим мужским голосом помощника Дьяченко обнадеживал меня, что информация будет передана по назначению. Но никаких денег из президентского фонда мы тогда не получили.
Был еще один инцидент, о котором не очень вспоминать хочется. Состоятельный человек, назову его так, чья дочь трудолюбиво, старательно училась танцу, пожертвовал на наш конкурс внушительную сумму денег. Эту сумму состоятельный человек тоже отдал в руки Чернина, и Чернин включил дочь жертвователя в число участниц. Девочка была артистичная, одержимая хореографией, но ее физические данные, увы, были совсем далеки от совершенства. Члены жюри голосовали тайно, заполняя конкурсные бюллетени. Владимир Логутенко, несший обязанности секретаря нашего соревнования, подсчитывал баллы и объявлял их членам жюри. Такая система всегда справедлива, но механистична. Дочка состоятельного человека недобрала требуемых очков, чтобы пройти на заключительный тур. Объяснить почтенным членам жюри, что папа соискательницы – один из основных спонсоров конкурса, я не решилась. Как скажешь такое Матсу Экку или Пине Бауш? Девочка плакала и страдала, а состоятельный человек прислал мне домой своего посланца. Посланец, отводя глаза в пол, не посмотрев ни разу прямо, тихо, но внятно произнес:
– Деньги надо вернуть. Мой состоятельный человек не спонсор. Второй раз напоминать не будем.
Объяснение не требовалось. Все было ясно. И жутковато. Короткий разговор с Черниным на тему, что «неспонсорского подношения» состоятельного человека я и в глаза не видела, что сам Чернин «заприходовал» деньги в свои руки в Петербурге, закончился получением его факса, где было волевым почерком начертано: «Это ваши проблемы, господа».
Деньги я, конечно, вернула. Тем более что знакомые удостоверили, что состоятельный человек совсем не шутник. Внушительную сумму мы передавали состоятельному человеку в два приема. Второй раз – в Париже, в резиденции Кардена.
Проводить такой дорогостоящий конкурс нам с Щедриным оказалось не по силам».
* * *
Читаю сборник Сергея Николаевича «Майя и другие». Другие – это Элизабет Тэйлор, Марлен Дитрих, Мэрлин Монро, Надежда Пешкова, Ольга Чехова, Цара Ландер, Анна Ахматова, Татьяна Литвинова. Тэйлор, Дитрих, Монро, Чехова и Ахматова – мои героини. Писал сам о них. О Пешковой, возможно, когда-нибудь напишу. Ландер и Литвинова мне неинтересны. А про Плисецкую вроде бы и все знаю, но пройти мимо не мог: «Недавно мне поведали, что преступников в тюрьме «Алкатрас» у Сан-Франциско моют под душем теплой водой, – говорит автору Плисецкая. – Чтобы вовсе отучить тело от холода – воды в тамошнем заливе ледяные. Все беглецы, пускавшиеся вплавь, не достигали берега. Приученный к теплу организм замерзал и гиб. Нашу публику тоже полоскали в теплой водице. Скудные балеты Главного выдавались за немеркнущие шедевры. Нет других
