Президент наградил Родиона Щедрина орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени.

* * *

Закончил, наконец, материал о Плисецкой для «Пентхауса». Отнес Майе Михайловне почитать: так о ней я еще не сочинял. Хотя стопроцентно уверен, что она правильно поймет все написанное.

* * *

Утром в полдесятого позвонила Плисецкая. Видно, проснувшись, балерина тут же со мной и связалась. И ради того лишь, чтобы сказать, что она не сумеет одолеть весь мой материал, так как спешит и на съемки, и на выступления. «А что же вы хотели, милая Майя Михайловна, – откровенно съязвил я, – появляетесь у нас, как ясно солнышко, вот все и стремятся к вам приобщиться. Не я один такой шустрый». – «Наверное, вы правы», – согласилась она, но все равно продолжила, что не одолеет 20 страниц моего текста. А я особо и не настаивал, заметив лишь, что там все написано под простым углом зрения моей преданной любви к Плисецкой и ничего не расходится с ее утверждениями. «Ну я же вас, Мишенька, хорошо знаю».

Ах, какая Майечка молодчина! Прямо скажем, довольно в нестандартное издание отдаю материал, а она мне так доверяет! Кажется, я даже немножечко, на пару миллиметров, подрос во время разговора с ней. Снова пролепетал о своем желании быть полезным ей и Родиону Константиновичу на том основании, что ушел на пенсию и у меня есть время, возможности. На самом деле нет ни того, ни другого – Шварц все поглощает, – но я бы действительно все бросил и стал служить Плисецкой и Щедрину с преданностью, которую они вряд ли у кого еще встретят. Но вот как ты донесешь им эти свои чувства?

* * *

Есть такой Миша Стоянов, работавший когда-то в «Московской правде», друг Слабкова, нынешнего моего работодателя. Сейчас тезка с женой Ларисой, работавшей у Шварца, живут в США. И вот там они купили «Пентхаус» с моим материалом о Плисецкой. Позвонил Миша Лене, расхвалил публикацию, а Слабков вызвал меня и сразу «в бычку»: ты работаешь на сторону и не полностью отдаешься нашим сканвордам. Полагал, что я начну спорить, что-то доказывать. Только я с усмешкой ему заметил: «Леня, заставить меня работать на тебя ты можешь, но думать для тебя – никогда».

* * *

В «Пентхаусе» я все же опубликовал огромное, на три журнальных подачи эссе «Лиля Брик. Тифозная вошь советской поэзии, или Дульсинея Владимира Маяковского». Позвонил из музея поэта «родственник» и пригрозил мне судом. Кипятился, кричал в телефонную трубку. Внимательно его выслушав, я спокойно ответил: «Жаль, конечно, что вы не сможете выполнить своих угроз насчет нашего самого справедливого в мире правосудия. А мне бы не помешала даже дурная реклама». – «Это почему же?» – «Потому что вы хоть и родственник, как утверждаете, но не знаете, что Лиле еще в юном возрасте удалили матку и она не могла рожать. Так что родственников у нее быть не может». И чайник тут же бросил трубку.

Некая Ирина Иванова тоже хочет со мной судиться. И этой возмущенной я отвечал спокойно. «Где вы брали первоисточники?» – «В своей голове». – «Но это же глупо!» – «Это вы так полагаете, а я своей голове вполне доверяю». Очень люто я презираю эту историческую персону, и свое негодование донес до читателя, по-моему, вполне содержательно. Вам не понравилось и вы хотите судиться? Пожалуйста. Только, извините, у вас для этого кишка тонка. Вы только грозитесь, а в суд не пойдете. Потому что всеми фибрами души чувствуете и умом понимаете: я выиграю подчистую».

Куда как серьезнее меня беспокоит реакция на мой материал Плисецкой и Щедрина, долго друживших с монстром в юбке по имени Лиля Брик. Однако хочется верить в то, что у больших художников хватит мудрости не делать из мухи слона. Плисецкую и Щедрина, конечно же, познакомила эта дама с миндалевидными глазами, разработав для этого специальную широкомещанскую операцию. Знаю ее в мельчайших подробностях, но не хочу сюда их тащить.

* * *

На горизонте – мой день рождения. Как-то я в шутку сказал Плисецкой, что старше нее на один день. Это действительно так: я появился на свет 19-го, она – 20 ноября. А вчера видел беседу Андрюши Караулова с Родионом Щедриным. До чего же умный дядька Константинович! Вот только слово-паразит «видите ли» снижало впечатление. Едва ли не каждый ответ начинал с этого сорняка. Позвонил. Напомнил про его обещание тоже как-нибудь посидеть со мной под диктофон. Заверил меня, что не забыл.

* * *

Пришло дорогое письмо от моих кумиров – Щедрина и Плисецкой. Все это здорово и замечательно, кроме одного: я уже отнес рукопись в издательство. При встрече надо будет расспросить, почему супруги выбросили один эпизод с тетей Катей и все про погибшую на Пушкинской их домработницу? Только когда теперь наша встреча состоится?

* * *

Утром разбудил звонок почтальонши: принесла бандероль от Щедрина и Плисецкой со второй правкой.

* * *

Позвонила Плисецкая. Пригласила нас с женой в театр и потом на фуршет. Обидно, что с балериной Татьяна и разговаривала – я лежу в госпитале. Майя Михайловна презентует новый неформатный фотоальбом о 70-летии своей сценической деятельности. Тираж 1000 экземпляров. Уже раритет. А у меня будет всенепременно, сколько б он ни стоил!

* * *

Вышли «Любимые сканворды», в которых Слабков мою фамилию вычеркнул, а Веньяша вписал. Думал, я обижусь, скандалить начну. А я вместо этого пригласил его на презентацию альбома Плисецкой. У Тани возникли сложности на работе. Сам купил пять больших желтых роз (любимый цвет балерины), а Леня взял обычный букет. Мы вдвоем выходили на сцену «Новой оперы», вручали цветы Плисецкой. Поцеловал ее руку, а она меня потрепала по остаткам того, что годы назад выглядело шевелюрой. Видел Чубайса, Костю Райкина, Людмилу Зыкину. Андрея Вознесенского младший Лиепа постоянно поддерживал под руку. Майя Михайловна обозначила некоторые свои балеты. Зал неистовствовал. Надо позвонить балерине, поблагодарить ее за себя и за дружка. С которым мы потом взяли бутылку очень дорого коньяку, батон, кольцо колбасы и во дворе знаменитой милицейской Петровки, 38, на мусорном ящике все это добро уговорили. Неистребимое стремление Лени, как тяга Шарикова к котам, выпивать и закусывать на помойках. Мазохизм какой-то.

* * *

Вчера с Таней посетили творческий вечер Плисецкой в Кремлевском дворце съездов. Самый большой столичный зал был переполнен, но никакой награды балерина не удостоилась. А зрелище Майя Михайловна организовала