Всех прим Большого театра всегда сопровождали поклонники, которые массово приносили своим любимицам цветы. Но то цветочное изобилие, которым одаривали Плисецкую ее фаны, не идет ни в какое сравнение ни с кем другим. На премьеры и на творческие вечера балерину осыпали центнерами роз, тюльпанов, гвоздик, хризантем и прочей, даже экзотической, флорой. По окончании своих представлений, когда уже отгремели шквальные аплодисменты, отзвучали крики: «Браво, гений!», Майя Михайловна собственноручно собирала со сцены букеты и увозила их домой. Там, вместе с домработницей Катей, сортировала их и распихивала по многочисленным вазам. Знаю это по собственному опыту. Как уже говорилось, ни разу я не приходил на спектакли и выступления балерины без букета, в который вкладывал свою визитку. И не было случая, чтобы на следующий день не позвонила Майя Михайловна с выражением сердечной благодарности. Злые языки судачили, что балерина временами сама закупала для себя цветы. Не исключаю чего-то подобного. Особенно с учетом того бесспорного обстоятельства, что Плисецкая никогда не пускала на самотек ни одно собственное мероприятие в стране или за рубежом. Добрая часть ее мирового имиджа, ее смерчеподобной популярности зиждется именно на ее личных усилиях, на ее предусмотрительности в большом и малом. Она вообще не признавала мелочей во всем том, что касалось ее творчества, ее взаимоотношений с коллегами, с руководителями, с журналистами. Это Щедрин мог равнодушно рассматривать почти кустарным способом изготовленные черно-белые программки и буклеты о его концертах и выступлениях. А Плисецкая в этом смысле никому спуску не давала. Если та же театральная балетная программка ее по какой-то причине не устраивала, взбучку получали все, включая работников типографии Большого театра. Вот пример, который, на мой взгляд, красноречивее любых слов, подтверждающих сказанное.

Свой 60-летний юбилей Плисецкая отмечала с гораздо большим размахом, нежели все предыдущие даты. Именно тогда ей присвоили звание Героя Социалистического Труда. Юбилейные вечера балерина проводила во всех творческих домах столицы. В Центральном доме литераторов театральные мероприятия устраивались крайне редко. Однако новый директор Владимир Акимович Носков оказался и любителем балета, и поклонником Плисецкой. И он уговорил Майю Михайловну выступить в ЦДЛ. Обычно Щедрин всегда сопровождал супругу, куда бы она ни отправлялась. Но в тот раз он оказался на рыбалке почти в ста двадцати километрах от Москвы, и все обязанности, связанные с проведением мероприятия, выпали на долю автора сих строк. Чему я рад был до щенячьего восторга. Прихватив круглую металлическую коробку с документальным фильмом о жизни и творчестве Плисецкой, мы с ней поехали в ЦДЛ. Разумеется, нас сопровождали «сыры» и «сырихи». Разместить их в зрительном зале тоже входило в мои обязанности. Вечер удался на славу – других измерений балерина не признавала. После просмотра документальной картины Майя Михайловна свободно и раскованно ответила на все каверзные вопросы «инженеров человеческих душ». Сидя в зале, я даже слышал, как сердобольные «сырихи» перешептывались: «Да что она говорит?! Ее же посадят!». Когда все зрители разошлись, я собрал букеты, затем пошел в будку киномеханика забрать кофр с бобинами пленок. На дверях будки висел замок – «кинщик» умчался домой. Доложил Майе Михайловне. Она взорвалась от негодования: «Да как он посмел не вернуть вам пленки!» Когда балерина поостыла, мы стали прикидывать, что делать. Мое предложение, что завтра приду и заберу кофр, отмела с порога: «Мишенька, этому фильму цены нет. Его Вася Катанян сделал мне в подарок. Это единственный такой экземпляр. А у Дома этого, если верить вашему тезке Булгакову, плохая репутация. Вдруг еще раз в нем случится пожар. Нет уж, звоните Носкову, и пусть он возвращает нам фильм». Так я и сделал. Владимир Акимович «высвистал» «кинщика». И мы втроем поднялись в будку. Идем с фонариком в темноте, спотыкаемся о какие-то ящики. Остаться в фойе Плисецкая категорически отказалась. Ей важно было самой во всем убедиться. Потом мне Носков сказал: «Ну у Плисецкой не женская хватка». И я согласился: «Да, Владимир Акимович, у Майи Михайловны не забалуешь».

Так что, возвращаясь к цветам балерины, повторюсь: очень даже может быть, что она спорадически и организовывала их доставку в театр. Хотя, с другой стороны, у Плисецкой наблюдалось такое множество поклонников, что даже если бы каждый из них принес в Большой по одной розе, сложился бы букет гулливеровских размеров. В этом месте позволю себе продолжить цветочную тему, основываясь на личном моменте. Работая в «Красной звезде», я всегда мечтал попасть в ее постоянные корреспонденты либо по округу, либо по группе советских войск за рубежом, либо по виду Вооруженных сил. Это была уникальная самостоятельная должность, если хотите, журналистская синекура. Ты являлся сам себе начальником. В твоем распоряжении находился служебный «уаз», телетайп. Такого понятия, как пришел на службу, покинул службу, для тебя не существовало. И однажды для меня подобное «суперсчастье» стало приобретать вполне зримые очертания. Освобождалась должность посткора по войскам ПВО, а я начинал офицерскую службу именно в этих войсках. Грешен, но по личной инициативе я организовал для своего будущего начальника четыре билета на спектакль Плисецкой. Он пошел с женой, с дочерью и зятем, который оказался сыном одного из заместителей главного редактора «Красной звезды» полковника К. И вот на заседании редколлегии решается мой вопрос. Главный редактор генерал-лейтенант Н. И. Макеев докладывает, что майор Захарчук – грамотный и квалифицированный журналист, тем более что уже служил в войсках ПВО. «Так что я полагаю…» В это время поднимается рука полковника К-ы: «Николай Иванович, прошу извинить, но я считаю, что майору Захарчуку нельзя поручать самостоятельную работу. Вы представляете, вчера в Большом театре он на весь зал орал балерине Плисецкой: «Браво, гений!» Так мало того. Он еще швырнул на сцену охапку цветов. Разве ж такое позволительно офицеру?» И сел на место. Воцарилась мертвецкая тишина, которую спустя какой-то момент нарушил генерал: «Давайте отложим этот вопрос». Отложили навсегда. С грустью рассказываю об этом трагикомичном событии Плисецкой и Щедрину. Они мне искренне и душевно сочувствуют. Плисецкая говорит: «Видать, Мишенька, вам действительно очень хотелось заполучить эту должность?» – «Не то слово, Майя Михайловна. Это как в том старом анекдоте. Из СССР на международный концерт-соревнование поехали два скрипача. Один из них занимает второе место, другой – тридцать последнее. И не огорчается. Наоборот, успокаивает товарища:

– Ну ты так уж не расстраивайся. В следующий раз займешь первое место.

– Тебе трудно понять, но ведь по условиям конкурса занявшему первое место дают поиграть на скрипе Паганини.

– Подумаешь, а что в ней