Безотносительно к «Лебединому» хочу именно здесь вспомнить Анатолия Бердышева. И не сказать, чтобы великая балерина его забыла. В книге он упоминается: «Я люблю этот маленький шедевр Ролана Пети. С той парижской премьеры я станцевала его добрые две сотни раз. По всем континентам. В Большом, Аргентине, Австралии, Японии, Америке. После Бриана дуэт со мной танцевали Годунов, Ковтун, Бердышев, Ефимов». Но он упоминается только единственный раз. Мне же сдается, что этот артист достоин большего о себе рассказа.

Анатолий Васильевич родился в селе Дмитриевка Алтайского края. Семья переехала в Новосибирск, и мальчик поступил в местное хореографическое училище. В 1966 году выпустился и зачислен в труппу Новосибирского театра оперы и балета как классический танцовщик лирико-романтического плана. Этого амплуа всегда и придерживался, полагая, что нужно танцевать только то, в чем ты себя чувствуешь комфортно, что соответствует твоим возможностям. Был случай: однажды ему и его супруге Любови Гершуновой предложили станцевать в «Кармен-сюите» Родиона Щедрина. «Люба, ты меня соблазняешь, а я – тебя, когда мы муж и жена. Мы можем только любить, как в «Жизели», а зазывать мужа этими движениями не надо. Найди себе другого партнера, его и зазывай». В итоге от партий отказались оба. Это самая звездная пара в истории сибирского балета (практически Васильев – Максимова, только Большого театра Сибири), которая с легкостью могла бы украсить труппу любого мирового театра. Поступали в училище в один год, однако Гершунова выпустилась на год позже, из-за того, что сломала ногу перед выпускным классом. В театре танцевали в паре, а затем стали и парой по жизни. Оба – народные артисты РСФСР. Были полными противоположностями (как писали критики, неземную Гершунову характеризовала некоторая отчужденность от реальности, Бердышев же – «плоть от плоти земля»), однако за счет контраста отлично смотрелись вместе, дополняя друг друга.

Несмотря на провинциальность театра, международная карьера Бердышева сложилась в высшей степени удачно. Он танцевал по всему миру – от Южной и Северной Америки до Австралии и Японии. При этом с Новосибирским театром выезжал только три раза. Все остальные мировые гастроли организовывала ему Плисецкая. Познакомились они случайно. Перед спектаклем «Анна Каренина» заболел Александр Годунов. Балет этот тогда шел лишь в трех театрах: Большом, Одесском и Новосибирском. Для представителей двух последних устроили кастинг, и Бердышев победил. Через неделю Майя Михайловна пригласила его сняться вместе в фильме-балете «Фантазия» Анатолия Эфроса. Руководство театра не хотело отпускать ведущего танцовщика. Но он поехал и не прогадал. На гастроли в Японию и миланский «Ла Скала» Плисецкая пригласила Бердышева с супругой. Даже документы им оформила. И тоже оказалась в выигрыше. Бердышев выучил партию Хозе в «Кармен-сюите» за 20 дней. У других на это уходили месяцы. На гастролях в «Ла Скала» значился спектакль «Гибель розы» Ролана Пети. Все тот же Годунов как раз убегал из СССР. А первый партнер по номеру Руди Бриан гастролировал в Париже. Бердышев выручил приму, разучив партию за… 1 (один!) день. В дальнейшем Анатолий Бердышев еще не раз был партнером Плисецкой в заграничных турне. И жену его Майя Михайловна не забывала. В 1978 году в Буэнос-Айресе врач сделал Плисецкой неудачно укол, и балерину парализовало. Гершунова станцевала весь репертуар Плисецкой. Однако ее сотрудничество с Бердышевым прекратилось. Сибиряк явно не вписывался в напряженный график мировой балетной звезды. Да и родной театр всегда оставлял с неохотой. Дошло до того, что Плисецкая поставила вопрос ребром: вы мне нужны в Москве. Позабочусь сама о вашем переезде в столицу вместе с супругой. И с квартирой вопрос решу – решайте вы. Гершунова и Бердышев, посовещавшись, остались в Новосибирске. На Заельцовском кладбище, невдалеке от города, они похоронены рядом…

Шипы и розы Плисецкой

Шипы

Летом 2013 года Петербург готовился к открытию новой сцены Мариинского театра премьерой оперы Родиона Щедрина «Левша». На одной из последних репетиций Родиона Константиновича «пленил» местный журналист. Они сели в первый ряд партера и стали беседовать. А Майя Михайловна тихонько сидела в пятом или шестом ряду. Спустя какое-то время, не привлекая ничьего внимания, она вышла из зала. Минут через двадцать вернулась и села на свое место. А к Щедрину подошла его родственница и помощница. Родион Константинович, широко улыбаясь своей всегда щедрой улыбкой, отшутился: «Да-да, Дина, передайте Майе Михайловне, что мы сейчас договорим про Андрюшу Вознесенского и я в ее распоряжении». Но тут появился Валерий Абисалович Гергиев, и музыканты «застряли» еще почти на три часа. Им было чем делиться друг с другом. Майя Михайловна все это время сидела как мышка со… сломанной ногой! Да, дорогой читатель, она пошла за кулисы попить воды, поскользнулась, упала, и кость правой ноги, как потом оказалось, дала трещину. Придерживаясь стеночки, вернулась на место и предупредила Дину: ничего Родиону Константиновичу не говорить. Ибо премьера – всегда дело святое. Сколько раз ради нее балерина терпела всякие невзгоды, сколько крови и пота пролила. Потом, конечно, все узнали о беде. Врачей вызвали, поехали в клинику, но это уже потом. А Плисецкую больше всего удручало: как же столь нелепо и глупо она испортила такой праздник мужу, такую его желанную премьеру! Разумеется, на спектакль она попасть уже не смогла. Щедрин переживал за нее неимоверно. Сразу после премьеры они улетели в Германию, к тамошним врачам.

– А скажите, Майя Михайловна, – спросил я ее однажды, – сколько и каких травм вы перенесли за свою сценическую карьеру?

– Да кто ж беды считает, Мишенька? О них стараешься поскорее забыть и не вспоминать. Но это правда, что и тело мое, и руки-ноги истерзаны, как и душа. Сколько же дней из прожитых, из станцованных я провела в офсайде, вне игры! Если бы действительно подсчитать, цифра получится устрашающая. Балет красив, но и жесток к слугам своим. А прыжки и вращения здоровью вредители те еще. Балет и спорт мало того, что чрезмерно энергозатратны, так еще и травмоопасны. Всю сценическую жизнь травмы не обходили меня стороною. Я рвала икру, защемляла спинной нерв, вывихивала сустав голеностопа, ломала пальцы, разбивала стопы. Каждая из этих травм отодвигала от меня премьеры, отменяла съемки, срывала гастроли. Каждая была трагедией. В книге своей я не могла те трагедии обойти стороной, но и не стала на них зацикливаться. Зачем было грузить людей моими страданиями. Однако самая первая моя тяжелейшая травма запомнилась на всю жизнь. Весной 1948 года это случилось. В Большом шла «Шопениана». Балет вела