на всю жизнь. Именно здесь она получила первые навыки, приобрела культуру пения. Репетиции проходили в доме учителей-энтузиастов, собирая под окнами многочисленных слушателей. Вместе с хором Мордасова участвовала в конкурсах, смотрах, фестивалях самодеятельного искусства, выступая как солистка.
– Однажды,- вспоминала Мордасова,- мне сообщили, что придется петь в клубе Тамбовского артиллерийского училища. Сначала я обрадовалась, а потом призадумалась: в чем выходить на сцену? Ни платья приличного, ни туфель нет. Платье все же какое-никакое подыскали, а вместо обуви решили сплести новые лапти. В них я вышла на сцену и спела народную «Эх, лапти мои» под дружные аплодисменты зала. В подарок от курсантов училища я получила первые в жизни настоящие фабричные туфли.
Не рассталась Мордасова с песней и в Воронеже, куда переехала незадолго до Великой Отечественной войны. Пошла работать швеей на фабрику имени 1 Мая.
– Непривычно было, робела я в новой обстановке,- рассказывала певица,- да и с мастером были ссоры. Та надеялась сделать из меня брючницу, а мне хотелось шить платье. И вот однажды стою в коридоре и слышу звуки музыки, доносящиеся со второго этажа. Пел хор:
По-над речкой расстилается туман.
Роса чистая упала на траву.
Я надену свой бордовый сарафан
И малины – красной ягоды найду.
Вдруг я почувствовала, что так изголодалась в городе по песне… И тут же возникла мысль: «Не примут, новенькая, да еще с мастером неурядицы»… Но все-таки пошла, встала в сторонке – шла очередная репетиция. Слышу, одна из солисток неправильно берет подголосок в захаровской «Дороженьке». Не выдержала, не устояла, во весь голос выдала фразу… и убежала вон. Разыскали, пригласили, и дело пошло. Потом мы часто выступали в рабочих и сельских клубах области, ездили даже с концертом в Москву в Большой театр.
Воскресным днем 1941-го готовились к передаче на радио. Здесь, в студии, во время репетиции и застала пас страшная весть о войне… Фабрика стала выпускать одежду для фронта: телогрейки, шинели, бушлаты… Из обрезков ткани мастерили кисеты, любовно их вышивали. Отправляли на фронт, клали записки: «Держитесь, ребята, мы с вами. Победа будет за нами». Работали по 12 – 15 часов в сутки и еще пели на вокзале перед бойцами, отправляемыми на фронты, в призывных пунктах, госпиталях. Иногда давали по три концерта в день и видели, как у слушателей поднималось настроение, в них вселялась уверенность.
Да, в-суровое военное время музы не молчали, они тоже были в строю. Несмотря на неимоверные трудности и лишения на фронте и в тылу, государство продолжало заботиться о развитии духовной культуры народа. По решению Советского правительства в январе 1943 года создается
Воронежский русский народный хор. В то время Морда-сова приехала в Тамбов к матери. Вскоре она узнала, что недалеко от Воронежа под руководством К. Массалитинова и Г. Рогинской из лучших самодеятельных коллективов организуется профессиональный хор. Получив телеграмму от Массалитинова с приглашением принять участие в новом коллективе, Мордасова отправилась в путь.
По заваленным снегом дорогам под отдаленный гул артиллерийской канонады шли в прифронтовое село Анна будущие артисты – певцы, музыканты из лучших ансамблей и колхозных хоров Воронежской области. Это были настоящие патриоты песни. Как надо было любить ее, чтобы, несмотря на бои, проходившие совсем рядом, оставляя семьи, родных и близких, идти в новый профессиональный хор, неся с -собой уцелевшие наряды и костюмы.
– Пришла первой,- вспоминает певица.- Село было переполнено эвакуированными, жить негде, ютились по шесть-семь человек в избе, ели мерзлую картошку и свек-_ лу, репетировали в нетопленном, с выбитыми окнами клубе. Не было ни света, ни воды, но зрителей прибавлялось день ото дня все больше и больше – так нуждались люди в песне. И мы работали с огромным энтузиазмом и горением.
Вместе с вновь созданным коллективом Мордасова выступает на фронтах, в боевых частях, перед ранеными бойцами в госпиталях. Она поет трогающие солдатскую душу и сердце песни – то протяжные и строгие, то веселые и задорные. Мордасова одна из первых поддержала инициативу комсомольцев хора – на личные сбережения построить танк Т-34. Боевую машину назвали «Русская песня». На броне, как эмблема, красовалась мордасовская частушка:
Пусть танкист-гвардеец сядет,
Смело песню запоет:
С «Русской песней» не погибну –
Песня русская спасет!
Танк этот в составе гвардейской части прошел от Дона до Дуная и принимал участие в освобождении Вены от фашистов.
Уже в ту пору Мордасова отличалась бережным отношением к народным традициям и умением хранить фольклор. Своей любовью и приверженностью к русской народной песне певица продолжала эстафету таких прославленных пропагандистов ее, как М. Пятницкий, О. Ковалева, Л. Русланова. Но главная заслуга Мордасовой, на мой взгляд, состоит в том, что она не просто сделала народную частушку достоянием профессионального искусства, а показала ее многообразную красоту и жизненную силу. Необычайно мелодичное и интонационное богатство мордасовской частушки роднит ее с лирической песнью, выражающей думы и чувства людей труда, их радости и боли.
Первые слушатели Мордасовой, бойцы и командиры Советской Армии, еще в 1943 году достойно оценили творческие искания солистки Воронежского хора.
– Писем приходило столько,- вспоминает певица,- что некуда было их девать, и из-за недостатка времени читала по ночам. Какие же это были теплые весточки с фронта, сколько в них сказапо прекрасных, трогающих сердце и душу слов! А сколько у меня женихов объявилось сразу – миллион или даже больше! Не знали они, что мой муж, Иван Михайлович Мордасов, героически погиб на фронте и что я долго переживала утрату. Потом, спустя некоторое время, вышла замуж не за бойца, а за баяниста, тоже Ивана Михайловича. Письма с фронта – это целая эпоха в моей жизни, и я благодарна воинам за их любовь и поддержку.
Да, Мордасова как певица получила признание в суровые годы сражений – бойцам песня нужна была как воздух. «Зимой 1945-го, отбомбившись ночью, мы возвращались на свой аэродром,- вспоминал ветеран войны, учитель из Тамбова М. Жданов.- Над целью нас изрядно потрепали вражеские зенитки, и радиоприборы наши вышли из строя. Все стали выискивать на земле хоть какой-нибудь ориентир, да разве найдешь: ночь, облака, ничего не видно. Поколдовал штурман над картой, поколдовал и объявил: «Заблудились!» Что делать? Куда лететь? И бензин на исходе… А радист наш не сдается, крутит одну ручку за другой. И вдруг треск прекратился, из приемника такой родной и сердечный голос Родины, голос, облитый медом весеннего цветения, голос Мордасовой. Все оживились, командир сориентировал самолет по радиомаяку, и скоро