– Она старается по мере сил, – возразила Рут.

– Да откуда ты знаешь? – Я уже чувствовала, как внутри поднимается буря негодования. – Она же и с тобой тоже паршиво обходится! Она со всеми паршиво обходится!

– Ада! – воскликнула Сьюзан.

– Все матери паршивые! – крикнула я, вскочила из-за стола и убежала наверх, в свою комнату.

Через несколько минут в дверь постучали. Я не стала отвечать.

– Ада?

Не Сьюзан, не Мэгги. Рут.

Она вошла ко мне и села на край кровати. Я лежала, завернувшись в покрывало по самые брови; я не плакала.

– Сьюзан сказала, Рождество тебе всегда тяжело даётся, – проговорила Рут.

– В этом году ничего, – буркнула я.

– Это время года вообще тяжёлое, – снова сказала Рут.

– И что?

– То, что если вдуматься, то не во всём одна леди Тортон виновата.

– Не понимаю, чего это ты её защищаешь. Она же тебя никогда не жалует.

Рут вздохнула.

– Я никого не защищаю. Но то, что ты сказала, это просто ужасно. Что она якобы не заслуживает такой дочери, как Мэгги. Когда у неё только Мэгги и осталась.

– Тогда нечего с Мэгги так обращаться. Ей надо Мэгги слушать. Любить надо, даже если Мэгги и не идеальная дочка…

– Так ведь она любит, – перебила Рут. – Просто леди Тортон тоже не идеальная. Но Мэгги она любит.

– Да откуда тебе знать? – грубо огрызнулась я. На тот момент мне было как-то всё равно, что грубо.

Рут взялась за край моего одеяла и укутала в него ноги. В верхних комнатах зимой всегда стояла холодрыга.

– Моя мама – она гений, – произнесла она. – Так папа говорит. Что мы с ним, дескать, умные, а она ещё умнее. Её просто родители в университет не пустили, потому что не женское это дело, вот и не нашлось её уму никакого применения. Её иногда это начинает изводить, и тогда она злится, но мы с папой тут ни при чём.

– Ну и что? – не поняла я. Мама Рут была доброй женщиной, целовала и ласкала меня часто. На леди Тортон не похожа ни капли.

– Это мама вызволила нас из Германии, – продолжала Рут. – Она долго над этим билась. Постоянно узнавала, пока наконец не нашла, где нас могут принять. И то, что дом придётся оставить, её не смутило. Ей только жаль было, что остальных родных никак не уговорить уехать, но ради нас с отцом она билась, как лев.

– А моя была чудовище, – откликнулась я. – Ничего хорошего про неё не могу вспомнить.

– Значит, твоя была чудовище. Но это не значит, что моя такая же. Или что леди Тортон такая. – Рут слегка ткнула меня ногой. – Люди сложнее устроены. Ты сама не то чтобы подарок. Но ты по-прежнему моя сестра.

Я злобно взглянула на неё.

– Ты тоже не подарок.

– Да куда уж мне, – согласилась Рут. – А всё-таки ты меня любишь. И я тоже по-прежнему твоя сестра. – Она помолчала. – Когда мне с мамой становится трудно – а с ней часто бывает трудно, – я вспоминаю её лицо в ту минуту, как наше судно достигло Англии. Такое счастливое. Она была счастлива не столько потому, что выехала из Германии, сколько потому, что вывезла из Германии меня. Смогла меня обезопасить. – Рут посмотрела мне в глаза. – Леди Тортон пытается обезопасить Мэгги.

– Через пень-колоду она пытается, – ответила я.

– Может, и так. Но это не значит, что она не пытается сделать лучше.

Я выдохнула.

– Ну и что?

– А то, – сказала Рут, – что тебе надо извиниться.

Мне совсем не хотелось. Мне было страшно даже подумать, что произойдёт. Но когда ушла Рут, пришла Мэгги.

– Не надо было так говорить, – сказала она.

– Я хотела за тебя заступиться.

– Знаю. Всё равно не надо было. Мы с отцом, Рут и её родителями сейчас идём на конюшни. Мама остаётся в доме.

– Хорошо. – Понятно было, что она имеет в виду. Внутри скрутило. Ладони вспотели. Я села на кровати в нашей морозной спальне и приказала себе дышать глубже.

Я сидела так долго. Потом развернула свой кокон из покрывала. Осторожно спустилась вниз. В большой комнате у огня сидели леди Тортон и Сьюзан, пили чай. Джейми нигде не было видно.

– Я… – совершенно непонятно, что надо сказать. Я подошла к ним обеим поближе. Колени тряслись.

Леди Тортон и Сьюзан подняли головы. Они ждали.

– Я прошу прощения за свои слова, – сказала я.

Леди Тортон кивнула.

– Спасибо.

Отхлебнула чаю из чашки.

Я ждала.

– Ада, иди поешь, – сказала Сьюзан. – Ты же не завтракала. Там на плите овсянка стоит.

– А мне можно? – писклявым голосом выдавила я.

Леди Тортон сдвинула брови.

– Ну мы же не собираемся морить голодом непослушных детей. Твои извинения я принимаю. Иди поешь.

В какой-то дымке и на ватных ногах я пошла в кухню. Что, всё? Раньше мама засовывала меня в шкапчик… Я с трудом сглотнула. Овсянка в итоге не полезла, но чаю я попила.

Чуть позже в тот день, когда я уже успокоилась, ко мне на диван подсела леди Тортон.

– Что в твоей жизни было самым ужасным? – спросила она. – До того, как ты сюда приехала.

Я задумалась. Догоревшие угли в камине упали вниз под колосник.

– Наша мама вполне могла исправить мне ногу, – сказала я в конце концов. – И решила оставить так. А потом винила меня в уродстве.

Снова повисло долгое, напряжённое молчание.

– Так вот почему ты злишься, – проговорила наконец леди Тортон. – Ты думаешь, я виню Мэгги в том, что касается Джонатана. Но на самом деле нет. Я виню только себя.

Глава 51

Ночью мне по-прежнему было как-то не по себе.

– Я думала, будет чего похуже, – призналась я Мэгги. – Но всё равно, я стремилась тебя защитить. Хотела тебе помочь.

– Знаю, – ответила Мэгги. – Святая великомученица Ада, разрывающая пасть дракону.

Я спросила:

– Как думаешь, почему моя мама была такая ужасная?

На другом конце комнаты послышалось фырканье.

– Пф-ф, почему Гитлер такой ужасный? – спросила шёпотом Рут. – Никто не знает. Некоторые люди просто ужасные, по природе своей. С первой мамой тебе не повезло, вот и всё. Зато повезло со второй.

– Сьюзан мне не мама, – пробубнила я.

– Можешь говорить, что хочешь, – пожала плечами Рут и повернулась на бок.

Потом Рут с родителями и лорд Тортон уехали. Мы проводили их на станцию. Использование