– Ты выглядишь так, будто тебя только что выгнали из горадминистрации, – сказала она.

– Меня и правда выгнали, – усмехнулся он. – Зато теперь я знаю, как у Маргариты проходят сделки.

– Я тебя слушаю, – сказала Вера и сразу налила ему кофе, не дожидаясь подробностей.

Он рассказал, не пропуская деталей: про лысого мужчину, про нервные реплики, про документацию, которую успел сфотографировать. Про страх Маргариты, который впервые за всё время прорезался наружу – пусть и на долю секунды.

Вера слушала внимательно, ни разу не перебив, затем сделала пару пометок на салфетке – как любила ещё со студенческих лет.

– Этот тип – Зотов, – сказала она. – Своя сеть «чёрных» брокеров в Москве и Питере. Через него гонят не только камни. Если Маргарита с ним работает напрямую, она уже по уши в грязи.

– Она всегда была осторожна, – заметил Григорий. – Значит, всё совсем плохо?

– Она начинает терять контроль, – уверенно сказала Вера. – Это твой шанс. Сыграешь правильно – сама принесёт тебе всё, что захочешь.

– А что мне с этим делать?

Вера усмехнулась:

– Для начала – не сливайся, даже если завтра устроит тебе допрос с пристрастием. Потом аккуратно сливай информацию не ей, а старшей из Петровых. Маргарита думает, что контролирует семью, но на самом деле её уже списали в запас.

– А если меня сдадут?

– Не сдадут, – сказала Вера. – Для них ты не игрок, а чужой, которого в любой момент можно списать. Это твоё преимущество.

Он подумал, что она может быть права: за всё время в этом городе ему ни разу не дали почувствовать себя своим, зато именно это позволяло видеть то, что другие не замечали.

Они ещё долго сидели в кафе, обсуждая детали: как обойтись с компроматом, кому и когда показывать снимки, кого держать в запасе, а кого – в прицеле. Вера была в своём элементе, рисуя на полях салфетки схемы, стрелки и фамилии – из них вышла бы отдельная энциклопедия провинциальной коррупции.

В какой-то момент она наклонилась ближе:

– Ты не боишься?

– Нет, – сказал он. – Боюсь только, что будет скучно, если всё пойдёт по плану.

Она рассмеялась, потом вдруг посерьёзнела:

– Только не делай ничего, что поставит под удар Полину. Она слишком чистая для этой игры.

Он кивнул, впервые за день чувствуя не только азарт, но и лёгкое сожаление.

– Я осторожен, – пообещал он.

Когда они вышли из кафе, город уже спал: фонари светили тускло, в окнах редких квартир мигали голубые экраны телевизоров. Григорий остановился, посмотрел на небо без единой звезды и подумал, что в следующий раз всё должно пойти именно так, как он задумал.

Он шёл домой по пустой улице, и впервые за долгое время ни один страх не цеплялся за его тень.

Утро в салоне началось с того, что компьютер на стойке ресепшена выдал предупреждение о новом, нераспознанном письме.

Сообщение пришло без адреса, без подписи, с одной-единственной просьбой: «Выполнить огранку по приложенному эскизу, оплату произведём наличными. Не задавать вопросов». К письму был прикреплён скан – неофициальная инструкция, написанная корявым почерком на обрывке бумаги, и фото бесцветного, идеально чистого алмаза.

Григорий первым делом показал письмо Маргарите. Она сдержанно кивнула, но он видел: губы стали тоньше обычного, а взгляд на миг перескочил с экрана в пустоту, будто она уже понимала, откуда всё тянется.

– Принесут сегодня? – спросила она.

– Через два часа. Курьер сам перезвонит, – ответил он.

Маргарита поставила чашку на стол так резко, что по фарфору побежала тонкая трещина. Коротко распорядилась: открыть смену заранее, проверить оборудование на две головы и – «лучше вообще ни с кем не говорить до обеда».

Курьер явился ровно к десяти: в грязно-серой куртке, с лицом без единой черты, за которую можно было бы уцепиться памятью. Он не представился: молча достал из кармана маленькую чёрную коробку и передал её Маргарите. Документов не было, расписок – тоже. На вопросы лишь пожал плечами, а уходя, даже не сказал «до свидания» – только щёлкнул языком, будто собаке.

В коробке лежал алмаз такой чистоты, что не верилось: камень, больше куриного сердца, играл гранями, но не блистал – словно свет боялся излишней откровенности и мог быть раздавлен в порошок. В тот момент, когда Григорий не удержался и коснулся алмаза кончиком мизинца, по телу прошёл удар – не электрический, хуже: будто кто-то целился в него через призму и уже прикидывал, на что он способен, если чуть-чуть ошибётся.

– Ты видела такие раньше? – спросил он Полину, когда та зашла в кабинет через час.

– Один раз, – сказала она. – Но тогда это был фейк. У настоящих такого оттенка не бывает.

– А если бывает?

– Тогда кто-то вложил в него целую жизнь.

Они осмотрели камень под микроскопом, сняли вес в каратах и отправили его на экспресс-тест. Всё указывало: камень настоящий, из тех, что не появляются в провинциальных салонах просто так. Полина делала вид, что ничего не замечает, но даже у неё дрожали пальцы, когда она подкладывала алмаз под линзу.

К вечеру в салоне опустело: клиентка, заказавшая браслет для дочери, не явилась, Лиза ушла пораньше, а Маргарита два часа просидела в кабинете, не отвечая на звонки. К восьми Григорий понял: именно сегодня всё должно решиться. Он набрал Полину:

– Ты дома?

– Дома. Только очень устала.

– Я приду, – сказал он.

В коридоре её старенькой квартиры пахло машинным маслом, табаком и чем-то сладким – возможно, вареньем, которым соседка угощала весь подъезд.

Полина открыла не сразу: волосы собраны, лицо усталое; видно было, что гостей она не ждала и к приёму не готовилась. На ней – простое хлопковое платье чуть ниже колена, старые тапки и цепочка, которую он не видел раньше: либо подарок себе любимой, либо новый эксперимент для коллекции.

– Я думала, ты забыл, – сказала она, закрывая дверь.

– Я никогда не забываю, – ответил он и вдруг понял, что впервые за долгие месяцы говорит абсолютную правду.

Гостиная была заставлена инструментами: вдоль стены – банки для кислот, ряды пилок, микроскоп, лупы, несколько разложенных эскизов. В углу – кровать, аккуратно заправленная; на ней валялись две книги, толстая тетрадь и плюшевый медведь – милая привычка спать в обнимку даже после двадцати пяти.

Он прошёлся по комнате, не касаясь лишнего, лишь глянул на эскизы: почти везде – камни, но в центре каждого какая-то трещина, изъян или смещённый акцент. Будто даже воображая совершенство, Полина не верила в его возможность без дефекта.

– У тебя тут прямо как в лаборатории, – заметил он.

– Здесь я