цепочке рухнут сразу три. Он знал цену этим снимкам. Власть приходит не сразу, а волнами – сначала холодок за ушами, потом – сладкое, почти невыносимое тепло в груди. Григорий смаковал момент, приближая и отдаляя особо важные строки, мысленно примеряя их к лицам и голосам.
На одном снимке задержался дольше обычного: список телефонов и адресов, а в конце закорючкой приписано «Не светить!». Он усмехнулся: теперь он не только знал, кто ходит к Маргарите за бриллиантами, но и кто из них уже задолжал по всем статьям.
В кармане рядом с телефоном лежала пустая флешка: он заранее подготовился, улучив момент, чтобы выгрузить снимки на неё и спрятать в потайной отсек портфеля. Не то чтобы боялся уличной слежки, но риск был именно тем, ради чего стоило начинать всю операцию. Григорий почувствовал, как внутри разливается неспешное ликование, будто он не просто обыгрывает соперника, а сам пишет сценарий их будущей катастрофы.
Он дошёл до конца списка, вернулся к первому пункту – для порядка – и только после этого позволил себе улыбнуться. Теперь в руках было всё, чтобы перекроить расстановку сил в салоне, а, если захотеть, – и во всём городе.
Григорий медленно убрал телефон, ещё раз огляделся по сторонам: ассистентки всё так же шептались в углу, на улице под окнами сновал хмурый дворник. И лишь тогда едва слышно пробормотал себе под нос:
– Ну, держитесь, – прошептал он. – Теперь моя очередь.
Он смотрел, как в мраморной тишине зала отражалась собственная улыбка, и знал: скоро у этого города начнётся настоящая головная боль.
Поздним вечером в салоне возникала тишина с привкусом предчувствия: пустые залы ждали кого-то важного и не знали, будет ли это проверка, внезапный инспектор или призрак из прошлой жизни. Григорий знал этот режим наизусть, но сегодня задержался не ради галочки в табеле: именно после закрытия случалось всё настоящее.
Он неспешно перебирал ячейки с выставочными образцами, делая вид, что вникает в инвентаризацию. На деле его интересовал не номер лота, а то, что творилось за тонкой деревянной дверью в глубине коридора, ведущего к служебным помещениям. Там, в комнате, обычно предназначенной для приёма поставщиков, уже минут десять шли негромкие переговоры, где главная роль принадлежала Маргарите.
Сегодня она была другая: не командная, а подозрительно деловая. Губы – чуть разжимались, в голосе слышались не только нервозность, но и азарт. Григорий уловил пару фраз – про новую партию, про проблемы на границе, про «людей, которым нельзя доверять». Он расставил коробки ровно так, чтобы подойти поближе, не вызывая подозрений.
Вскоре из-за двери послышались шаги второго участника встречи. Мужчина был не из здешних: высокий, с лысиной, которую пытался скрыть идеальным пробором, в костюме, стоившем половину месячного фонда салона, но сидевшем на нём, как на чужом скелете. Лицо – вытянутое, глаза – как у подпольного аукциониста, который всё время просчитывает цену на собеседника.
– Я не могу отвечать за качество, – сухо произнёс мужчина, стараясь не смотреть Маргарите в глаза и тем самым подчёркивая, что он не просто перестраховывается, а защищает если не жизнь, то хотя бы репутацию. – Если кто-то из ваших засветится на таможне, мы ничего не сможем сделать.
Слова были выверены до грамма, но в голосе звучала плохо скрытая тревога – словно он уже предчувствовал катастрофу и сейчас пытался переложить на неё часть будущей вины. Маргарита сидела напротив, не мигая, будто гипнотизируя его точным взглядом из-под узкой линии бровей. Она слегка наклонилась вперёд, опёрлась локтем о подлокотник и, не меняя тембра, прервала собеседника:
– Меня не интересует, что вы сможете сделать, – оборвала она без тени улыбки. – Главное, чтобы доставка была как на прошлой неделе: без задержек, без посредников, без этих ваших «форс-мажоров». Не знала, что взрослая жизнь – это набор отмазок.
В воздухе повисла короткая, наэлектризованная пауза. Мужчина на секунду отвёл взгляд, будто взвешивая, стоит ли идти на прямой конфликт. Потом пожал плечами и, чуть приподняв подбородок, сказал:
– Тогда и расценки будут как в прошлый раз, – его губы растянулись в улыбке, но эта улыбка была не для неё, а для кого-то из прошлого, с кем он уже выигрывал подобные споры. – Хотя если учесть риски, я бы добавил процентов десять. Сами знаете, в этом месяце проверки на границе не прекращаются ни днём, ни ночью.
– Я знаю только одно, – перебила его Маргарита, – что все ваши риски компенсируются тем, что вы не тратите ни копейки на производство. Наценка на сырьё – двести процентов. Я не собираюсь кормить ваши страхи. И если планируете дальше вести дела с нами, забудьте про надбавки: в нашем городе на каждого, кто любит торговаться, найдётся тот, кто умеет ждать.
Мужчина посмотрел на неё с новым интересом. Он пришёл сюда уверенный, что задавит классическим давлением: сначала напугать, потом выкрутить руки, потом поставить ультиматум. А теперь чувствовал, как почва уходит из-под ног: Маргарита не только не боялась, но и явно наслаждалась игрой. Она сидела чуть расслабленно, пальцы одной руки методично скребли по коже блокнота – привычка, которой чаще пользуются психологи, чтобы сбить собеседника с толку.
Он решил сменить тактику.
– Хорошо, – вдруг сказал он. – Давайте так: пятьдесят на пятьдесят. Вы берёте партию под реализацию, но риски делим пополам. Все претензии на таможне – ваши, все вопросы по срокам и качеству – мои. По рукам?
Маргарита кивнула так, будто только что услышала анекдот про детский сад. Она достала из ящика стола тонкий листок бумаги, развернула его на столе и медленно, почти лениво, начала выводить какие-то цифры. Мужчина с интересом наблюдал за её почерком – уверенным, с характерным наклоном; в каждой цифре чувствовалось знание математики, и ещё кое-что: страсть к контролю, к ручной работе над каждым числом.
– Вот ваши пятьдесят на пятьдесят, – сказала она, подвинув лист к нему. – Только учтите: если хотя бы одна партия окажется не такой, как по договору, мы прекращаем работать. В нашем городе не делят убытки – здесь их возвращают с процентами.
Он рассмеялся глухо, будто в запертом сейфе. Впервые за вечер он отбросил маску равнодушия и, резко подавшись вперёд, заговорил доверительно, почти по-отечески:
– Вы очень похожи на вашего отца. Только у него был другой стиль: он умел сделать так, чтобы собеседник сам соглашался на любые условия. А вы – рубите с плеча. Это опасно, Маргарита. Опасно даже не для бизнеса, а для… – он запнулся, выбирая слово, – для баланса.
Она не моргнула, не улыбнулась, не выдала ни тени реакции –