Светлана не ожидала такого ответа. Она будто хотела что-то ещё добавить, потом передумала. В комнате вдруг стало так тихо, что слышался только щелчок её ручки.

– Ты ведь понимаешь, что если не помочь мне сейчас, распутают без тебя. Только тогда все пожрут тебя первым. И маму тоже.

– Это угроза? – в голосе Григория не дрогнул ни один мускул.

– Это реальность, – сказала Светлана. – Я сюда не врагов искать приехала, а живых спасать.

Он молчал. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, и если бы кто-то вошёл в этот момент, то сразу понял бы: между этими двумя идёт война, скрытая под слоем изысканного диалога и взаимных психологических трюков.

– Я вижу, ты не из тех, кто сдаётся, – наконец сказала Светлана. – Это радует.

– И вы не из тех, кто сдаётся, – парировал Григорий. – Значит, у нас будет ничья.

– Или взаимное уничтожение, – холодно улыбнулась Светлана, вставая из-за стола. – Я приду, когда ты будешь готов говорить правду. И не только со мной.

Она повернулась к двери, но остановилась, потому что в этот момент Григорий добавил уже почти шёпотом:

– Вы ведь не полиция. Почему вам не всё равно?

– В этом городе не бывает чужих дел, – резко ответила она. – Особенно если кто-то зовёт тебя по имени, даже через десять лет.

Она сжала кулаки – так, что костяшки побелели. В этот момент между ними повисло напряжение, как после удара электрошокера: ни один из них не собирался уступать ни сантиметра.

– Ты всегда так? – спросила она.

– А вы? – ответил он.

Они замолчали; воздух в комнате стал тяжёлым.

Светлана встала, подошла к двери, медленно повернула ключ в замке и только тогда обернулась:

– Знаешь, чем ты мне нравишься? – спросила она. – Тем, что ты не делаешь вид, будто кому-то обязан.

– Потому что не обязан, – сказал он.

Она подошла ближе, и теперь между ними не было больше ни одного предмета мебели. Светлана смотрела на него не как следователь, а как человек, которому некому рассказать о собственных страхах. В этом взгляде – ни грамма милосердия, но и ни капли фальши.

Он не ждал, когда она сделает первый шаг, – просто потянул её к себе, и она позволила это так, будто всё было заранее согласовано: дыхание сбилось, сердце вбило по груди ритм, которого не учили в школе. В этот момент оба знали: разговоров больше не будет.

Светлана целовала его как женщина, у которой нет времени ни на игры, ни на раскачку. Её губы были жёсткие, как и все остальные части тела; её руки не ласкали, а будто снимали с него скальп, слой за слоем, пока не останется ничего лишнего. Он отвечал тем же: не пытаясь доминировать, но и не сдаваясь. Это было не свидание, а дуэль, в которой проигравший всё равно получал главный приз.

Она сдёрнула с себя пиджак, бросила на пол, потом – быстро и уверенно расстегнула блузку; кожа у неё была чуть загорелая, на ключице тонкая полоска светлого шрама. На ней было дорогое бельё цвета шампанского, кружево уходило в бёдра как река, и даже в этом был вызов: я могу быть женственной, если мне это выгодно. Он не стал смотреть, он сразу провёл рукой по линии талии, и почувствовал, как под пальцами ходят мышцы: натянутые, как струны.

– Ты уверен? – спросила она, выдыхая в ухо.

– Всегда, – ответил он.

Светлана сама расстегнула его ремень, сдёрнула джинсы, потом – резко, без паузы, забралась на него, впиваясь ногтями в плечи. У неё не было маникюра, но было желание доминировать, и это желание жгло всё вокруг. Он понял: она привыкла брать власть и не отпускать её ни на секунду.

Она села на него сразу, без игры, и движение было резким, как будто она хотела доказать: я тебя победила ещё до того, как ты зашёл в комнату. Он не сопротивлялся, только чуть изменил угол, чтобы видеть её глаза: они не моргали, только сверлили взглядом, проверяя, выдержит ли он.

Светлана двигалась быстро, в каждом движении была точность, как на допросе: сначала медленно, как будто размечает границы, потом – резче, глубже, не давая передышки. Он поймал её бёдра, крепко, но не грубо, и почувствовал, как внутри у неё всё становится горячим, скользким. Она сама задавала ритм, и, если бы кто-то видел их со стороны, подумал бы, что это не секс, а тренировка для будущих чемпионов.

В какой-то момент она сбросила бюстгальтер, и грудь её оказалась тяжёлой, с тугими сосками. Он попробовал коснуться её языком, и Светлана тут же прижала его голову к себе, не давая оторваться. Дыхание у неё стало рваным, но она не замедляла ни на секунду; наоборот, делала всё быстрее, словно хотела закончить это до рассвета.

Он держал её, чувствуя, как с каждым движением она становится всё влажнее, всё горячее. Её живот подрагивал, на шее выступили вены, и в какой-то момент Светлана, не выдержав, коротко вскрикнула, как будто это был не оргазм, а освобождение после многолетней пытки.

Она не стала падать рядом, не стала притворяться уставшей. Она встала, провела ладонью по бедру, улыбнулась, как кошка, только что сожравшая соседского попугая.

– Я думала, ты сломаешься, – сказала она. – Но нет, ты другой.

– Ты тоже, – сказал он.

Она оделась, не глядя на него, потом – подошла к двери, посмотрела поверх плеча:

– Не лезь в то, чего не хочешь закончить, – сказала Светлана. – Я предупреждала.

– Может, я как раз хочу.

Она усмехнулась, повернула ключ и вышла, даже не закрыв за собой дверь.

Григорий лежал, глядя в потолок, и думал: только теперь он понял, как устроен этот город. Здесь каждый акт – это война. Война за эмоции, за власть, за возможность быть собой хотя бы пять минут в жизни. А всё остальное – просто способ доказать, что ты ещё способен чувствовать.

Он закрыл глаза, и впервые за долгое время уснул спокойно.

Но с утра всё началось заново: новая партия, новые фигуры, новые правила. И он знал: сегодня он снова выйдет победителем.

Глава 10

В салоне по понедельникам всегда было особенно холодно: мраморный пол отдавал стужу даже через новые ботинки, а утренний свет, застрявший в витринах, не грел, а только подчёркивал, сколько здесь искусственного и хрупкого. Маргарита приехала за полчаса до открытия – как и полагалось человеку, который считает себя мотором любой машины. За эти полчаса она успела трижды проверить кондиционер, переставить