делся тот самый стилет, которым Тролев-Потрошитель убивал женщин и ранил самого Дениса. На этот вопрос Никифоров вообще отвечать не стал. Вернее, отговорился тем, что делся, мол, нож куда надо. Это, мол, кого надо нож. И вообще – дело закрыто. И нечего ворошить то, что ворошить бы точно не стоило.
Да, бардак без Дениса творился в УГРО страшенный. Орудие убийства пропало, улетучилось в неизвестном направлении (куда только Игнатьев смотрел?!). Как погиб главный злодей – неизвестно. Не ясен был и мотив этого самого злодея. Конечно, можно списать на то, что Тролев был сумасшедшим, но в книгах Иванова Денис читал, что у всех больных манией должна быть какая-то сверхидея. Какая была сверхидея у Санька – осталось загадкой.
На это обстоятельство мог бы пролить свет Иванов, но следователь по важнейшим делам в очень срочном порядке покинул N-ск и отбыл по месту прописки.
Вообще, лёжа в больничной палате и тупо пялясь в потолок, Денис признавался сам себе, что дело N-ского Потрошителя стало самым большим провалом за всю его долгую работу в УГРО. И не отдельной палаты он заслуживал, а как минимум строгого выговора. По большому счёту же гнать его надо было из органов поганой метлой.
Педантично, даже с каким-то мазохистским удовольствием Денис мысленно перечислял все свои ошибки. Глупые и роковые, непозволительные для опера с большим опытом работы в уголовном розыске. Ладно бы стажёр какой напортачил, это было бы можно объяснить. Но он, Денис, который на оперативной работе не одну собаку съел…
Во-первых, это проклятое пальто, на котором он, с одной стороны, как идиот, зациклился и даже Владлена подозревал, а с другой – проглядел, что Тролев-то своё пальто сменил. А ведь у них даже накладные были, подтверждающие, что получал Тролев именно то самое пальто! Не увидел, не заметил… Это же до какой степени глаз у него замылился…
Во-вторых, Санёк Тролев фигурировал в их с Ивановым списках как хороший знакомый всех жертв Потрошителя. Почему они это упустили?! Это же был очевидный факт.
И это были только самые явные и прямые улики. А ещё – куча косвенных. Кролев – Тролев. Наверняка же сменил фамилию. Чего стоило послать уточняющие запросы по детдомам, в которых воспитывался проклятый газетчик?!
И портрет, который нарисовал их штатный художник. Денис попросил Митьку принести пакет из своего стола. И долго потом рассматривал недоброе лицо худощавого мужчины, как две капли воды похожего на Санька Тролева. Только старше лет так на двадцать.
С Никифоровым Денис на эту тему не говорил. Даже не интересовался, почему это так скоропалительно уехал следователь по важнейшим делам Иванов. И так майор НКВД проявлял недовольство излишней любознательностью старшего оперуполномоченного. Вредной и даже опасной любознательностью, как сказал ему Никифоров во второй свой приход.
Получалось, со слов чекиста, что это и было официальной версией. Жил себе, жил парень Санёк Тролев. Писал в газету, был комсомольцем, а потом внезапно съехал с катушек, завёл собаку, похожую на белого волка, и пошёл девчонок в салат крошить. Не иначе, происки зарубежных империалистов. Денис даже спросил у Никифорова, не результат ли это распыления каких-нибудь отравляющих веществ с аэроплана с целью уничтожения лучших представителей советской молодёжи. На что Никифоров недобро сверкнул на него глазом и сердито засопел. А потом явился в госпиталь на самую выписку и торжественно объявил, со значением подняв палец вверх:
– И вообще, Ожаров, так как ты у нас пострадал на службе Советской власти, то эта власть решила тебя отправить в ведомственный санаторий. В Сочи.
Денис вздёрнул бровь:
– В декабре?
Но энтузиазма Никифорова его скептицизм не загасил:
– В Сочи в любое время года хорошо. И Новый год там встретишь.
Денис твёрдо решил от такого дорогого подарка откосить. Не за что его награждать. И вообще, дел в отделении хватало, да и не умел он особо отдыхать, но…
Вторым человеком, которого встретил Денис после выписки, был Павел. Он явно ждал Дениса возле чугунных больничных ворот, спокойно сидя на заснеженной лавочке и кидая голубям и воробьям семечки подсолнуха.
Денис сам не понял, почему остановился как вкопанный, почему почувствовал опасность, которая волнами исходила от спокойной и даже уютной фигуры уже немолодого и грузного мужчины. Опасность лично для него, Дениса. Честно говоря, он испугался. Иррационально и довольно глупо. Во время войны не трусил, перед уголовниками не пасовал, в одиночку матёрых бандитов брал, а тут… Денис попятился, потом развернулся и дал бы стрекача, что твой заяц, но тут к воротам лихо подкатила, визжа тормозами, старенькая «Эмка», из которой горохом посыпались ребята из его группы.
Со всего размаха налетели шальные Владлен и Митька, степенно подошёл Петрович, последней появилась алеющая щеками Настя Окунева. Дениса облепили со всех сторон, тискали за руки, хлопали по плечам и что-то рассказывали все разом. Денис улыбался, жал руки и совсем забыл про свой идиотский страх. Тем более, когда он глянул поверх голов на ту самую лавочку, там уже никого не было.
Потом они как-то все умудрились поместиться в «Эмку», со смехом и вознёй. Только Настю усадили вольготно – на переднее сидение.
Когда приехали к дому Дениса, молодёжь хотела было увязаться за ним в квартиру, но Петрович грозно шикнул, и Митька с Владленом, горестно вздыхая, остались на улице. Да и Петрович с Настей не пошли, чему Денис, честно говоря, был даже рад. Не до гостей ему было.
Петрович сунул ему в руки узелок с увязанной в него кастрюлькой с тёплыми домашними котлетами, а Настя, покраснев ещё больше, подала бумажный промасленный свёрток, в котором оказались румяные, как она сама, пирожки с капустой.
На площадке у разбитого окна Дениса встретил Пират. Кот выгнул спину, принюхался и чихнул, тряся лобастой башкой. Денис замер, словно страшась, что тот сейчас зашипит и убежит, но Пиратка муркнул, потёрся о его сапоги и вприпрыжку припустил к двери Денисовой квартиры. От сердца отлегло. Денис даже засмеялся: лезут же глупые мысли в голову! Вот чего он опасался? Ну не понравилось коту, как от него больницей пахнет, но ведь тот всё равно узнал его.
Вечером Денис обнаружил, что у него кончились папиросы, и двинул в бакалейную лавку. Но только вышел из подъезда, как сразу же замер в нерешительности. Его опять ждал Павел. Стоял, привалившись к заснеженному дереву, и спокойно поглядывал на сизое небо, на котором уже зажигались первые звёзды. Бежать обратно было глупо, Павел уже заметил его. Сделал шаг ему навстречу и, широко