Непримиримым врагом оставался лишь Пашка Красносельцев, который не упускал случая, чтобы не оскорбить его или как-то унизить. Причина его неприязни выявилась позже, когда однажды Пашка подошел к Стасу и откровенно сказал:

— Отстань от Насти. Она моя! Все равно у тебя с ней ничего не получится. Она тебя все равно бросит, если не сейчас, так потом. Посмотри на себя, а потом на нее. Она тебе не пара! — добавил он с ноткой презрения в голосе.

— А у тебя, значит, получится? — язвительно промолвил Станислав, не сводя с Пашки ненавидящего взгляда.

— А у меня получится, — без малейшего сомнения произнес Красносельцев. — Последний раз говорю, не липни к Настюхе, иначе тебе совсем плохо станет!

Станислав решил не отвечать.

— Значит, решил замолчать вопрос… А если вот так? — изрек Пашка и сильным ударом опрокинул Стаса на землю. — Что ты тогда на это скажешь? — Наклонившись над упавшим, Павел заговорил, чеканя каждое слово: — Если ты от нее не отстанешь, я тебя убью! А потом закопаю где-нибудь в лесу, и никто даже не узнает, где ты лежишь!

Взгляд у Павла оставался жестким, неуступчивым, никогда прежде Стас не видел его таким. Стасу стало понятно, что тот непременно осуществит свою угрозу, если он хотя бы однажды подойдет к Насте. По его коже пробежал мороз, как если бы он уже почувствовал стылость сырой земли. Страх проник в каждую клетку его тела, казалось, кровь в жилах, закипев, загустела, сердце на какое-то мгновение перестало биться; заплетающимся от страха языком он пролепетал:

— Я и сам уже…

— Хотел перестать бегать за Настей? — усмехнулся Павел.

— Ну да…

— Вот и договорились! — Оглядев лежащего на земле Стаса, Красносельцев скептически произнес: — Хотя какой из тебя бегун…

И затопал в свою сторону, не оглянувшись на поднимающегося Стаса. На душе у того было прескверно. Еще одно болезненное падение. Его буквально растоптали. Расплющили! С каждым разом подниматься становилось все труднее. Когда-нибудь он может так и остаться на земле. Грудь разрывало от боли. Не от физической (синяки и шишки проходят) — моральной! Именно они оставляют на сердце глубокие рубцы, которые никогда не заживают. Его медленно убивают! И, как противостоять обрушившемуся на него насилию, он не представлял.

С тех пор Стас перестал видеться с Настей, хотя это было невероятно тяжело. Как-то перехватив его на улице, Анастасия откровенно поинтересовалась, почему он вдруг стал ее избегать. Что же такого произошло между ними, что он не хочет ее видеть? Глотая подступивший от отчаяния к горлу ком и пряча глаза, Стас сообщил о том, что ему просто некогда, потому что он готовится поступать в университет. Настя с минуту стояла молча, оценивая услышанное, потом, ничего не сказав, лишь пожала плечами и, развернувшись, заторопилась к автобусной остановке. Станислав долго смотрел вслед девушке, горько осознавая, что теряет человека, который, быть может, любит его по-настоящему. Ведь что-то в нем Анастасия нашла такого, что позволяло выделить его среди других парней — куда более видных, успешных, здоровых, — а сама девушка была для него огромным миром, где ему было невероятно комфортно и который он потерял из-за собственной трусости. Как же он презирал себя! Вряд ли в его жизни появится подруга, которая будет ему столь же необходима и которая будет к нему так же добра, как Анастасия.

Где-то через полгода Стас повстречал Павла с Настей: они шли по улице Горького и о чем-то громко разговаривали, весело смеялись. Им было хорошо вместе. Кажется, они были по-настоящему счастливы и смотрелись красивой парой — оба стройные, высокие, хорошо одетые, чем привлекали внимание окружающих. Прохожие невольно оглядывались на молодых людей, думая: вот нашли же друг друга!

Учиться дальше Стас не пожелал. Работать ему было неинтересно. Признанный нетрудоспособным, он мог не работать на вполне законном основании. Деньги, которые он получал как иждивенец, были небольшие, на них трудно было существовать, однако такая ситуация его мало беспокоила. Деньги вообще мало его интересовали, равно как комфорт и прочие блага, ради которых он отнюдь не желал тратить годы жизни. Хотя от лишних денег, что ему порой просто шли в руки, он никогда не отказывался.

Когда в июне сорок первого года началась война, в армию его как калеку не призвали, и он, может быть, первый раз в жизни был благодарен судьбе за то, что с рождения был инвалидом.

Немцы упорно рвались к Москве и находились уже на ее ближних подступах. К августу 1941 года было эвакуировано большинство предприятий, около половины жителей города, в большинстве своем женщин и детей. Иногда, проходя по оживленным некогда улицам, можно было не встретить ни одного ребенка. В середине октября немцы подошли к Москве настолько близко, что еще немного, и их танковые и моторизированные подразделения могли бы оказаться на окраинах Москвы. В городе было введено осадное положение и комендантский час. Его мать попала под бомбежку, была тяжело ранена и умерла в больнице. В это время ему было тридцать два года…

В первые послевоенные годы страна отстраивалась после разрушительных бомбежек, зализывала нанесенные войной раны и училась заново жить. Чему и как учился Станислав Селуянов в это время — про то никаких документов не имелось. Кроме иждивенческих карточек на приобретение продуктов питания и промышленных товаров первой необходимости.

Стас вновь увидел Анастасию в сорок шестом году, также на улице Горького. Она уже была не той веселой беззаботной девушкой, каковой он запомнил ее после окончания школы. Теперь это была женщина, уже хлебнувшая невзгод, что было видно по ее погрустневшим глазам, но она по-прежнему оставалась привлекательной. Рядом с ней с обожженным рубцеватым лицом, многочисленными военными наградами на кителе, шел высокий полковник, в котором Стас даже не сразу узнал Павла. Счастье никуда от них не спряталось. Увлеченные разговором, они не замечали окружавших их людей. Им было хорошо вдвоем.

Грудь защемило от боли, Стас негромко застонал. Анастасия была из тех жен, что всегда хранят верность мужьям и ждут их с войны даже тогда, когда другие отчаялись, потеряли всякую надежду и, перевернув страницы прошлого, начинали жизнь с нового листа. Именно