— Так вот же он! — воскликнул младший лейтенант Селезенкин, с первого взгляда признав в Аркадии Ивановиче хромого с палочкой, повстречавшегося милицейскому наряду в парке Петрова.

— Точно, он это! — Патрульный милиционер Дендряков тоже уверенно опознал в хромом мужчине того самого человека, что попался им навстречу, когда они бежали на свисток дворника. — У него в руках еще авоська с буханкой хлеба была…

Дворник Ибрагим Мананов, едва только взглянул на четверку мужчин, стоявших перед ним рядком, тоже тотчас ткнул пальцем в сторону Аркадия Ивановича:

— Он! Этот мужчина прогуливался тогда в парке с женщиной, которую я потом нашел лежащей в снегу.

— Если я прогуливался с какой-то там женщиной в парке, это отнюдь не значит, что это я ее убил, — неожиданно заявил подозреваемый Аркадий Иванович.

— Соглашусь с вами, — не преминул сказать ему майор Щелкунов, а потом добавил: — Но это еще не все. Что вы скажете вот на это…

В комнату, где проходило опознание, вошла Брунхильда Вацлавовна. Она оглядела всех стоящих перед ней мужчин, медленно переводя взгляд с одного на другого. Затем подошла к заметно побледневшему хромцу, называющему себя Аркадием Ивановичем, и, пытаясь поймать его взгляд (он все время отводил глаза в сторону), громко заявила:

— Это он. Его зовут Станислав Егорович. По крайней мере, он так мне представился. Это он хотел меня убить…

Опознание было документально зафиксировано, подставные мужики отпущены. Когда в комнате остались только хромой убийца (он стоял бледный, с опущенной головой), майор Щелкунов и лейтенант Зинаида Кац, Виталий Викторович произнес:

— За покушение на убийство у тебя уже серьезный срок. А еще мы докажем, что это именно ты, — перешел на «ты» с преступником Виталий Викторович, — убил в поселке Караваево охранницу склада отдела рабочего снабжения моторостроительного завода Глафиру Хлопченко. Имеется свидетель в лице ее маленькой дочки. И еще мы непременно отыщем свидетелей — в этом ты можешь не сомневаться, — что видели тебя вместе с Елизаветой Смирнитской, бывшим военврачом, только-только вставшей на ноги после тяжелого ранения. Она пригласила тебя домой, чтобы выказать тебе участие, думая, что ты, паскуда, — не сдержался Виталий Викторович, — такой же фронтовик, как она, получивший хромоту после ранения на фронте. А ты ее задушил, прихватив с собой дешевые сережки и сняв с пальца недорогой перстенек… — Майор Щелкунов немного помолчал, потом, подойдя вплотную к хромому и нервно сжимая и разжимая кулаки, произнес: — До отмены высшей меры социальной защиты в сорок седьмом году тебя бы расстреляли. В самые короткие сроки. А так тебе светит двадцать пять лет тюрьмы. Если хочешь скостить срок — будешь отвечать на все наши вопросы, и это тебе на суде зачтется. Ты понял меня? — спросил Виталий Викторович.

Станислав Селуянов молчал.

— Я спрашиваю, ты меня понял? — слегка повысил голос майор Щелкунов.

Его вопрос был встречен глухим молчанием.

Глава 20. Первая жертва

Сбором сведений о душителе занимался капитан Валентин Рожнов. Ну а кому еще поручать поиск нужной информации, как не тому, кто четыре года назад, базируясь на шатких сведениях, полученных от осведомителя, и не очень надежного, отыскал в бочке с солеными огурцами, что стояла в никогда не запирающемся сарае, два десятка царских золотых червонцев (в бочке было двойное дно). А еще алмазное ожерелье стоимостью в десятки раз дороже всех найденных в бочке царских червонцев. Как оказалось, ожерелье принадлежало княжне Марии Мещерской, той самой, из-за которой, еще будучи цесаревичем, Александр Третий был готов отречься от престола. А в 1946 году Валентин Рожнов невесть каким способом раскопал сведения, послужившие немного позже доказательной базой в обвинении тронувшегося рассудком жителя одной из городских слобод в убийстве двух собственных дочерей. Еще старший оперуполномоченный Валентин Рожнов отыскал более десятка фигурантов различных уголовных дел только лишь по словесным описаниям и практически без особых примет. Так что выбор человека, который должен собрать как можно больше подробной информации о личности хромого душителя, был более чем обоснованным.

Капитан Рожнов, конечно же, кое-что сумел разузнать о Станиславе Егоровиче Селуянове. И довольно много интересного материала пришло по запросу из Москвы. Майору Виталию Щелкунову оставалось лишь включить воображение, чтобы из полученных разрозненных данных составить полную картину жизни Стаса Селуянова. И получившаяся картина выглядела неприглядной…

* * *

Жизнь у московской тетки была, увы, не сахар. Марина Ивановна Селуянова не единожды пожалела, что продала в Казани дом и приехала в столицу. Впрочем, в те времена — а на дворе стоял конец восемнадцатого года — жизнь у подавляющего большинства граждан бывшей империи была нерадостной.

Проживала московская тетка, а теперь и Марина Селуянова с сыном в Замоскворечье, на Пятницкой улице, близ храма Параскевы Пятницы. Крохотный огородик — еще меньше, нежели в Казани — мало чем мог помочь, и Марина Ивановна сразу стала подыскивать себе работу. В те годы это была непосильная задача, поэтому Марина Ивановна бралась за всё, что подкидывал ей случай: стирала для раненых и больных белье, работала посудомойкой (здесь можно было урвать кусок хлеба для сынишки), смотрела за чужими малышами, работала уборщицей в приютах. То, что столь тяжким трудом удавалось заработать, едва хватало, чтобы хоть как-то прокормить себя и Стасика.

В девятнадцатом году Станислав начал ходить в единую трудовую школу первой степени с совместным обучением мальчиков и девочек. Таких, как он, детей, растущих без отцов, в школе было много. В том числе и приезжих из разных городов СССР.

Друзьями в трудовой школе Стас так и не обзавелся. Рос он замкнутым, на сближение с кем-то из сверстников шел неохотно и при малейшем испытываемом неудовольствии к однокласснику или соседскому парню разрывал с ним всяческие отношения. Единственно, с кем он более или менее сошелся и разговаривал охотно, была девочка, что также жила на Пятницкой улице, правда ближе к Климентовскому переулку. Звали ее Настя Скорнякова.

Стасу Селуянову с детства было непросто: из-за хромоты в школе дразнили «хромоножкой», а позже, когда он перешел в шестой класс школы второй ступени, обзывали «хромычем». Единственным человеком, кто вступался за Стаса, когда издевательства сверстников переходили уже все допустимые границы, оставалась боевая Настька Скорнякова. Однажды она даже едва не подралась из-за него с Пашкой Красносельцевым, который особенно донимал Стасика. Случалось, что Стас не уступал, не выдерживая оскорблений, лез в драку с подростками, но сила зачастую бывала не на его стороне — ведь избивали его вдвоем и даже втроем. Тут уже не одолеть! После того