видел один пенсионер, который вас, Станислав Егорович, когда увидел у нас в управлении, сразу узнал. Чему имеются соответствующие бумаги. И он может подтвердить, что видел вас вместе с Хлопченко, когда вам будет угодно. Или когда это будет угодно нам… Например, через час, — добавил Виталий Викторович, не сводя взгляда с Селуянова. — Что скажете? — Вопрос был задан так, что не предполагал ответа. И Виталий Викторович продолжил: — Что же касается убийства Елизаветы Смирнитской, то вы тоже были с ней знакомы, чего отрицать глупо и бессмысленно. Более того, она, доверившись вам, пригласила вас к себе в гости. В назначенное время вы пришли, пили с ней чай с печеньем, а потом хладнокровно задушили девушку бельевой веревкой, что все время носили с собой. Ни за что ни про что… — Майор Щелкунов справился с комком, подступившим к горлу, и продолжил: — Задушили девушку, которая на фронте проводила серьезные операции, а когда требовалось, рискуя жизнью, вытаскивала раненых бойцов из-под вражеского огня. И была тяжело ранена, когда оказывала медицинскую помощь солдату. Едва оправившись от ранения, а на это понадобилось несколько лет… — Виталий Викторович все же не сдержался и, скрипнув зубами, почти прокричал: — Несколько лет! Ты понимаешь?! Она встречает урода… Тебя! — Здесь майор Щелкунов хотел добавить еще несколько красноречивых емких русских слов, однако ему удалось сдержаться. — Проникается к тебе доверием, зовет в гости, полагая, что ты, как и она, был ранен на войне. Имеешь такое же чувство милосердия, как и она… Однако ни на какой войне ты не был. И все время врал, врал… — Виталий Викторович снова немного помолчал, переводя дух. — Так вот. Нами сняты отпечатки пальцев в квартире Лизы Смирнитской. В частности, с чашки, из которой ты пил чай. И дактилоскопия, которая после этого допроса будет с тобой проведена, покажет, что отпечатки пальцев, обнаруженные на чашке, — твои…

Виталий Викторович, следивший за лицом Станислава Селуянова, видел, как оно менялось. Поначалу оно посерело, потом вытянулось; глаза начинали то гореть, то тухли. Когда майор Щелкунов завершил фразу о том, что найденные на чашке отпечатки пальцев наверняка принадлежат подозреваемому Селуянову, у Станислава побелело лицо. Осознав, что накрепко приперт к стенке, он произнес совсем тихо, почти прошептал:

— Хорошо, я буду давать показания… — Он судорожно сглотнул. Но продолжил говорить не сразу: — Это зачтется мне как добровольное признание?

— Не надо со мной торговаться, — отрезал майор Щелкунов, что было для ведения дальнейшего допроса лучше, нежели мягкая форма подтверждения. — Все будет решать суд. — После чего все же добавил тем же жестким тоном: — Обычно признательные показания учитываются судом…

* * *

И Станислав Селуянов начал давать показания. Он признался в умышленных убийствах одинокой матери Глафиры Хлопченко, инвалида войны Елизаветы Смирнитской, студентки Елены Ткачевой. Признался он и в удушении заводчанки Аллы Чумаковой — показания по этой жертве Селуянов просил оформить как явку с повинной. Собственно, на это можно было согласиться, поскольку прямых доказательств вины Станислава Селуянова в убийствах Чумаковой не выявились. И появятся ли они вообще — тоже был большой вопрос. Про московское убийство Ксении Коковцевой он ничего не сказал. Очевидно, на это у него имелись какие-то личные причины.

Удивительное дело: по всему выходило, что Станислав Селуянов умел влиять на одиноких женщин. Каким-то неведомым образом он умел блокировать у них чувство опасности, в особенности им присущее. Способен был легко вызывать доверие не только откровенной ложью про ранение на фронте и полученную вследствие этого хромоту, но и хорошо поставленной речью, мог заинтересовать своими рассказами (этот феномен следовало бы изучить психологам). Сложись его судьба благоприятно, возможно, что из него получился бы хороший лектор и он пользовался бы уважением среди коллег.

Одинокие женщины соглашались приютить калеку, утешить его добрым словом, напоить чаем… Никто не видел в нем никакой угрозы, и никому в голову не приходила мысль, что нового знакомого следует опасаться. Уже на второй день знакомства его — называя уважительно Станиславом Егоровичем — могли пригласить домой, ничуть не сомневаясь, что приглашают человека порядочного и заслуженного. Его угощали выпечкой, чаем с печеньем и вареньем. Сначала он отведывал выставленные добродушными хозяйками угощения, а затем, насытившись и вдруг остервенев, хладнокровно душил женщин. И руки его отнюдь не дрожали…

Селуянов рассказывал об убитых им женщинах без всякого сожаления. Напротив, в его словах можно было услышать тайное злорадство. Как будто он сделал то, чего очень сильно желал. Наверное, так оно и было.

Дело Станислава Егоровича Селуянова было рассмотрено судом в кратчайший срок. Без особой огласки и привлечения внимания общественности — ведь убийца, совершивший серию убийств без видимых мотивов, было явлением для Советской страны нетипичным. Это там, в капстранах с их разнузданными нравами и ущербной моралью, подобного рода преступления стали уже обыденностью. В Советской стране же ничего похожего быть не могло. Ведь почвы для подобных преступлений в социалистической стране не имелось — с нравами и моралью был полный порядок. А если что-то эдакое и случалось, то это являлось крайне нетипичным.

Что же касается наказания гражданину Селуянову, то по совокупности деяний и ввиду особой тяжести преступлений ему полагалась смертная казнь. Но поскольку высшая мера социальной защиты была в сорок седьмом году отменена — с чем категорически был не согласен майор Щелкунов, — то хромой убийца получил двадцать пять лет заключения в исправительно-трудовых лагерях…

После передачи дела Станислава Селуянова в суд майор Щелкунов переключился на новое дело, поглотившее все его рабочее (и нерабочее) время. Но все же Виталий Викторович выкроил время и узнал, что решением суда Селуянов получил максимальный срок заключения.

Ну а как иначе?

Примечания

1

Ширмач — карманный вор (жарг.).

2

Зюкать — говорить (жарг.).

3

Взять на храпок — задушить (жарг.).

4

Петрить — здесь: знать (жарг.).

5

Лех — парень (жарг.).

6

Варзуха — задница (жарг.).

7

Бороха — женщина (жарг.).