Душил он ее долго, непрестанно нашептывая ей в ухо:

— Сдохни, тварь…

Продолжал душить уже мертвую, когда Ксения упала лицом в пожухлую траву и не подавала признаков жизни, вытянувшись в агонии во всю длину красивого тела. Глядя на неподвижное лицо девушки, искаженное в муке, Селуянов почувствовал невероятное и ни с чем не сравнимое облегчение, каковое не испытывал ни разу в жизни. Потом, глубоко вздохнув, поднялся, сунул кусок бельевой веревки в карман и неспешно потопал, опираясь на крепкую трость, к выходу из парка…

С тех пор он решил нападать на своих жертв сзади и душить их веревкой, которая отныне постоянно должна находиться при нем. А что жертвы будут — Станислав Селуянов более не сомневался. Ему хотелось повторить прежний удачный опыт, при котором он ощутил дьявольское наслаждение.

Глава 21. Может нравиться убивать?

Майор Щелкунов открыл дело под № 216С, заведенное на задержанного Станислава Селуянова. В нем лежали протоколы результатов обыска его казанской квартиры и московской комнаты, в которых указывались предметы, документы и вещи, необходимые для дальнейшего расследования. Среди ценных вещдоков имелись даже золотые украшения (четыре золотые цепочки; два кольца — женское и мужское; кулон на длинной цепочке) и серебряные вещи (три чайные ложки; часы с цепочкой; четыре старинных кольца тонкой работы). Каждый из предметов был тщательно описан и точно взвешен. Отмечены были даже индивидуальные признаки каждой вещи: царапины, сколы, всевозможные потертости, трещины. Под каждым описанием указывалась примерная стоимость предмета. Проведена фотосъемка, в которой указывались места, где именно был обнаружен каждый предмет. Сначала демонстрировался общий вид обыскиваемого объекта, затем более крупным планом отдельных его частей, а также индивидуальные признаки найденных предметов. Особенно примечательными выглядели часы. Их внешний вид портила лишь тоненькая трещинка, рассекающая циферблат.

На отдельных фотографиях были запечатлены места, где были засняты золотые украшения и серебряные изделия. Судя по снимкам, фигурант их особо не прятал: золото лежало в небольшой картонной коробке, серебряные ложечки лежали на кухонном столе, а вот часы, представляющие наибольшую ценность, хранились в выдвижном ящике стола.

Дело под № 216С Виталий Викторович помнил едва ли не наизусть, но вместе с тем решил пролистать его вновь. Осмотрел фотографии с мест преступлений, перечитал допросы многочисленных свидетелей, заключения судмедэкспертов, криминалистов. Набралась достаточная для передачи в суд доказательная база, осталось добиться признания подозреваемого.

Есть о чем поразмышлять…

Из дела следовало, что Станиславу Селуянову нравилось лишать людей жизни. Иначе как понимать убийства нескольких женщин практически сразу по приезде в Казань и неудавшееся удушение еще одной, что случилось в парке Петрова? И это всего-то за три с небольшим недели?

Что он чувствовал, сдавливая кусок бельевой веревки, обвитой вокруг шеи очередной жертвы, и злорадно щерясь со словами: «Сдохни, тварь»? Майор Виталий Щелкунов и лейтенант Зинаида Кац задавались этим вопросом и пришли к единому выводу, что Селуянов, совершив (и совершая) насильственные действия над жертвой, явно чувствовал злорадное удовлетворение и несомненное облегчение от давившей его душевной боли. Ведь удавшаяся месть приносит и то и другое, а еще дает ощущение собственной значимости.

Еще он чувствовал нечто сродни удовольствию. От того, что он — такой сильный, смелый и решительный. По крайней мере, сильнее и дерзостнее всей той серой массы, что его окружала. Именно потому он может распоряжаться человеческими жизнями по своему усмотрению. Ведь это удел избранных личностей… Все это было сродни тому, как если бы все ели ржаной хлеб с луком и селедкой, а он вкушал черную икорку с маслицем и пшеничным хлебом.

Его самолюбие ликовало. Хотелось пройтись по самой людной улице города и, рассмеявшись в лицо каждой встречной женщине, с ехидной улыбкой произнести:

— Ну что, получили? То ли еще будет… Готовься, ты очередная!

* * *

Утром следующего дня майор Щелкунов велел привести в свой кабинет Станислава Селуянова. Пребывание в следственном изоляторе никак не сказалось на его внешности. Вот только припадать на левую ногу он стал больше обычного, но здесь была причина — трость у него отобрали. Ему вспомнилось о том, что совсем недавно хотел задушить убийцу военврача собственными руками, а сейчас даже и злобы к Селуянову нет. Этот зловредный ядовитый паук находился в стеклянной банке под закрытой крышкой. На него можно посмотреть со всех сторон и вдоволь насладиться его пленением. Что он испытывал, так это желание наказать его по заслугам.

— Вижу, что выглядите вы неплохо. Похоже, что тюрьма вам только на пользу.

— У меня была возможность отоспаться.

— Это потому, что в камере народу было немного. Не обещаю, что столь комфортные условия будут всегда. В некоторых камерах арестованные спят по очереди из-за малого количество шконок… У меня к вам такой вопрос: что вас заставило покинуть Москву? Ведь вы там прожили довольно долго.

Поморщившись, Селуянов произнес:

— Никогда не любил Москву, слишком много в ней народу. Одна сплошная суета! А еще Москва мне ничего хорошего не принесла, кроме разочарования и горя. Меня всегда тянуло в Казань, все-таки это мой родной город. В Казани все же прошло мое детство. Лучше годы, так сказать…

— А что за горе принесла вам Москва, позвольте поинтересоваться? — без всякого намека на иронию осведомился начальник отдела по борьбе с бандитизмом. — Что же заставило вас покинуть насиженное и обжитое место и приехать туда, где вас никто не ждет и где вы никому не нужны. На такое действие нужны весьма весомые причины.

— Это личное, — посмотрел на него Станислав Селуянов.

— И все же? — продолжал настаивать Виталий Викторович, не спуская взора с подозреваемого.

— Желаете искренности? Что ж, извольте… Меня оставила любимая женщина… — последовал вполне откровенный ответ. — Вам хватит такого мотива?

— Как звали эту женщину? — заинтересовался майор Щелкунов.

— Это не важно, — последовал ответ.

— Значит, не скажете… — без всякой вопросительной интонации произнес Виталий Викторович.

— Нет желания… — глядя куда-то вбок, промолвил Селуянов. — Ведь не на исповеди же. Скажу так… Я влюбился в нее, думал, что глотаю нектар, а в действительности пил яд! Видно, в это время на меня напала какая-то куриная слепота, у меня лопнули барабанные перепонки, и я получил тяжелую