— Клавдия Степановна, позавчера или третьего дня вы в квартире Смирнитских ничего такого не слышали? Может, ругался кто? Или что-то падало? — задала вопрос лейтенант Зинаида Кац.

— Позавчера у Лизоньки все тихо было, — сделалась серьезной старушка. — А вот третьего дня, где-то ближе к вечеру, гость к ней заявился. Думаю, что мужчина…

— Почему так думаете? — поинтересовалась Зинаида Борисовна, сделавшись очень внимательной.

— Говор я слышала, — слегка понизив голос, ответила старушка, внося в разговор некую интригу. — Уж мужской говор от женского я-то еще отличить могу… — Она немного подумала и добавила: — И еще я цокот слышала. Будто лошадь по квартире ходит и копытами постукивает…

— Как вы сказали — цокот? — удивленно переспросила следователь. — Вы ничего не путаете?

— Ну да, цокот, — удивленно посмотрела на нее Клавдия Степановна. — Цокот будто от подков копыт конских. И не путаю я: мне хоть в апреле девяносто два должно стукнуть, коли Бог даст, и встаю я с постели только по необходимости, да и вижу паршивенько, но вот слышу я отменно.

* * *

О своем разговоре с Клавдией Степановной следователь Кац рассказала майору Щелкунову.

— Цоканье, говоришь? — призадумавшись, промолвил Виталий Викторович, выслушав доклад лейтенанта Кац. — Интересное наблюдение. Кажется, что-то подобное я уже где-то слышал…

Майор Щелкунов погрузился в задумчивость. От кого-то он уже слышал про цокот копыт, но при каких обстоятельствах это приключилось, не мог припомнить (незаметно прошло сообщение, не запечатлелось). И тут Виталий Викторович припомнил! Во сне или сквозь сон цокот различила маленькая девочка (дочка охранницы продуктового склада ОРСа моторостроительного завода Глафиры Хлопченко), так бывает, когда бредет лошадка, о чем малышка поведала старшему лейтенанту Храмову, а тот, в свою очередь, передал рассказ девочки ему. В первом случае им подумалось, что цокот копыт девочке приснился, но вот и старушка заговорила про то же самое… Теперь можно утверждать, что девочка была права, она и вправду услышала цоканье. Таких совпадений не бывает.

Когда труп Елизаветы санитары увезли в морг и квартиру после этого малость проветрили, по инициативе Щелкунова было решено провести следственный эксперимент. Предупредили Клавдию Степановну, чтобы она внимательно слушала звуки, что станут доноситься из квартиры Смирнитских. Старушка, соглашаясь, кивнула и обратилась в слух. Для этого она откинула с себя одеяло и даже приподнялась в постели, устроившись полулежа. А Виталий Викторович придумал следующее. Он нашел в квартире Смирнитских молоток, потом взял зимние ботинки Лизы и трость. Как раз такую, с какой ходят хромые. Ее помог найти участковый уполномоченный, который практически ни с чем вернулся с поквартирного опроса свидетелей. Все эти предметы Виталий Викторович сложил в комнате и велел лейтенанту Кац быть рядом.

Сначала майор Щелкунов взял молоток и стал стучать им по полу в комнате, на кухне и в туалете. Звук получался довольно глухой: в комнате едва различим, на кухне и в туалете немного звонче. Это подтвердила и Клавдия Степановна, к которой сбегала после стука молотком Зинаида Кац.

— Так это на цоканье и не похоже… — констатировала Клавдия Степановна. — Тот звук, что я слышала, много звончее был.

Зинаида Борисовна вернулась в квартиру Смирнитских и на вопрошающий взгляд майора Щелкунова отрицательно покачала головой:

— Не тот звук.

Тогда Виталий Викторович схватил ботинок и стал стучать им по полу в комнате и на кухне. Звук оказался еще глуше.

Лейтенант Кац вновь зашла к старушке и вскоре вернулась.

— Сказала, что совсем не походит на цоканье.

— Ясно, — резюмировал Виталий Викторович и отложил ботинок в сторону.

Он взял палочку с резиновым набалдашником, какую обычно используют при ходьбе хромые, и решил пройтись с ней по комнате. Пересек коридор, вошел в комнату, потом заглянул на кухню, пол которой был покрыт керамической плиткой. Когда Виталий Викторович ходил по кухне, действительно получался негромкий цокающий звук, который издавал металлический наконечник трости. Кончик был запрятан в резиновый черный набалдашник на конце трости, поэтому его и не было видно. Звук от удара металлического наконечника по кафельному полу получался звонким и походил на перестук лошадиных копыт с подковами. Можно было уже не ходить к Клавдии Степановне, но Зинаида Кац снова сбегала в квартиру к старушке и вернулась сияющая.

— Ну что? — с улыбкой поинтересовался майор Щелкунов, хотя этого вопроса, судя по лицу лейтенанта Кац, можно было и не задавать. На что Зинаида Борисовна с радостью ответила:

— Именно этот звук она как раз и слышала…

— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно констатировал майор Щелкунов, поставив трость в коридоре в угол. — Убийца — это опять наш хромец. И гражданин Пятизадов Модест Филиппович, обронивший свой заводской пропуск на месте преступлении, здесь совершенно ни при чем…

Глава 15. Звезда героя и золотой перстенек

В то, что кто-то мог поднять руку на девушку-фронтовичку, военного врача, спасавшего жизнь раненым и получившую тяжелое осколочное ранение в позвоночник во время работы в госпитале, верить очень не хотелось. Уж больно это было несправедливо. Немилосердно с ней обошлась судьба. А ведь она до своей гибели несколько лет провела в постели, мужественно и ежедневно боролась с полученным ранением, мечтая все же встать когда-нибудь на ноги. Верила, что станет счастливой, заведет семью, нарожает детишек. Подобная стойкость не каждому мужику под силу. И, когда ее воля и желание встать на ноги преодолели все немыслимые преграды и она вновь сумела передвигаться без помощи костылей, — ее постиг столь печальный исход. Некий хромой ублюдок, выдающий себя за раненого фронтовика, лишил жизни прекрасного красивого человека… И за что? За сережки и небольшой золотой перстенек?!

После разговора со Светланой Владимировной, рассказавшей о своей дочери без надрыва и очень спокойным голосом, как если бы Лиза была еще жива, у майора Щелкунова навернулись слезы. «Когда поймаю этого нелюдя, удавлю его собственными руками», — скрежетал зубами майор Щелкунов. Невероятно жалко было всех убитых хромым гадом женщин и девушек. Но фронтового хирурга Лизу Смирнитскую было жаль особенно. Виталия Викторовича, когда его тяжело ранило, метров триста или около того тащила на себе вот такая же девушка двадцати двух лет. Он навсегда запомнил ее имя — Даша. И получалось, что хромой ублюдок в лице Лизы Смирнитской задушил эту самую Дашу и еще несколько таких вот Лиз и Даш, спасших на поле боя тысячи раненых солдат. И найти хромого выродка, которого можно было сравнить разве что с фашистскими извергами — причем те были чужими, а этот все же был свой, — стало делом чести для фронтовика майора Виталия Щелкунова и