— На чашках должны сохраниться отпечатки пальцев, — заметил Виталий Викторович эксперту-криминалисту. — Проверьте…

— Уже. — Эксперт пристукнул по своему чемоданчику, давая понять начальнику отдела по борьбе с бандитизмом, что отпечатки пальцев жертвы и преступника уже сняты с посуды и лежат у него в чемоданчике.

Это убийство чем-то напоминало удушение сторожихи Глафиры Хлопченко на продовольственном складе ОРСа моторостроительного завода, произошедшее в конце ноября. Там тоже убийца и жертва были явно знакомы, иначе бы охранница склада не открыла незнакомому человеку дверь и не впустила бы его в помещения склада, которые охраняла.

Картина преступления вырисовывалась следующая.

Преступник и жертва пили чай с печеньем и конфетами. Возможно, даже непринужденно о чем-то беседовали. Потом убийца в какой-то момент, не допив чай, поднялся из-за стола, подошел сзади вплотную к хозяйке квартиры, накинул ей на шею веревочную петлю и стал душить. Жертва, очевидно, пыталась сопротивляться — на это указывали сорванные ногти на обеих руках, — но предпринятая борьба результатов не принесла. Потом молодая женщина потеряла сознание, сердце остановилось, и тело Елизаветы Смирнитской, обмякнув, сползло со стула на пол. Убийца, вырвав из ушей серьги — на это указывали окровавленные мочки ушей — и, возможно, прихватив с собой что-либо из одежды или украшений, покинул квартиру незамеченным. А может, кто-то все же что-то видел или слышал?

— Надо опросить соседей, — произнес Виталий Викторович, обращаясь к подошедшему участковому уполномоченному в звании старшины. Тот кивнул. И вышел из квартиры.

— Я тоже пока этим займусь, — посмотрела на майора Щелкунова лейтенант Кац.

— Хорошо, действуй, — одобрительно ответил Виталий Викторович. — А я пока осмотрюсь здесь. Может, что пропало, кроме сережек. Хотя, — он обвел взглядом комнату с нехитрой обстановкой, какая имелась, верно, у каждого второго горожанина, не считая каждого первого, — пропадать тут особо и нечему…

Когда лейтенант Кац и старшина-участковый вышли на лестничную площадку, следователь предложила:

— Ну что, вы давайте опросите соседей, живущих на верхних этажах, а я опрошу соседей на этой площадке, а затем спущусь на первый этаж. Нам важно знать, не приходил ли кто в гости к Лизе Смирнитской два или три дня назад и не слышали ли они в ее квартире в эти дни что-нибудь подозрительное: звуки борьбы, крики о помощи, просто крики, падение тяжелых предметов на пол. Любая информация, пусть даже самая незначительная, будет нам полезна…

— Сделаю, товарищ лейтенант, — ответил пожилой участковый и начал неспешно подниматься на третий этаж. А Зинаида Борисовна надавила на кнопку звонка соседней квартиры.

Открыли ей не сразу. Она уже потеряла всякую надежду, что ей откроют и что в квартире кто-то присутствует, когда изнутри двери что-то щелкнуло, и дверь опасливо приоткрылась.

— Вы кто? — раздался из-за двери надломленный старушечий фальцет, и на лейтенанта Кац глянули два мутно-синих глаза.

— Я из милиции, — продемонстрировала Зинаида удостоверение.

— Заходите, — сказала старуха.

Зинаида Борисовна вошла в темный коридор, не зная пока, куда надлежит двигаться.

— Ступайте за мной, — проскрипела старушенция и, повернувшись к гостье спиной, неслышно и очень медленно и осторожно, словно ступала по коварному скользкому льду, пошла по коридору.

Когда следователь Кац пригляделась к полумраку, то увидела, что идет следом за маленькой сухонькой старушкой, одетой в выцветший халат, которая, придерживаясь за стену, едва передвигала ноги. «И шли они, медленно ступая, длинным темным коридором, покуда не пришли в самую преисподнюю», — вспомнились Зинаиде Борисовне слова из какой-то страшной сказки братьев Гримм, прочитанной в детстве… Ей даже в какой-то момент хотелось передернуть плечами, чтобы стряхнуть с себя зябкую дрожь, пробежавшую по телу.

Наконец они вошли в небольшую спальню, бедно обставленную, где самым дорогим предметом была фарфоровая голубая сова, видно, уцелевшая из какого-то дореволюционного сервиза. Старушка молча и с большим трудом забралась на постель, прикрылась одеялом до подбородка и пытливо посмотрела на Зинаиду Борисовну. Старухе было очень много лет, и Зинаида даже подумала, а в состоянии ли она вообще что-либо осмысливать, но услышала вполне здравое предложение:

— Давайте, начинайте ваш опрос.

Зинаида Кац удивленно подняла брови:

— Откуда вы знаете, что я пришла вас опрашивать?

Старушка усмехнулась:

— Я хоть старая, но еще в уме. У соседей ведь что-то произошло? Так?

— Верно, — ответила Зинаида Борисовна, продолжая удивляться прозорливости старушки.

— Надо полагать, кого-то убили? Кого: Светлану Владимировну или Лизоньку? — последовал новый вопрос от всеведущей хозяйки квартиры. Получалось, что, вместо того чтобы проводить допрос свидетельницы и задавать ей вопросы, лейтенант Кац вынуждена была сама отвечать на них. Но что делать: уж очень пытливой оказалась старушка.

— Лизу, — ответила Зинаида Борисовна, не видя особых оснований что-либо скрывать от столь проницательной свидетельницы.

Старушка пожевала губами:

— Жаль, очень хорошая барышня была. — Она ненадолго замолчала, припоминая трагическое прошлое, а потом бесцветным голосом продолжила: — В двадцать втором году мужа моего бандиты убили. Тоже на квартире. Мы тогда в Петрограде проживали… Что там творилось, даже вспоминать страшно. И на улице убивали, и в квартире убивали. Прислушаешься, бывало, а на улице пальба из револьверов, то ближе, то дальше… А супруг мой совсем безобидный был, зубным врачом работал. Хорошо мы жили… Детки к нам приезжали. Бандиты думали, что денег у нас много. А ведь ничего у нас и не осталось! Еще в девятнадцатом году при обыске всё забрали. Вот тогда тоже, когда мужа не стало, приходили какие-то мужики в галифе и кожаных пиджаках, мне и соседям вопросы разные задавали. Только не нашли они тех бандюганов, кто мужа моего убил. А вы как полагаете, найдете? — Мутные глаза старушенции будто засветились.

— Мы постараемся, — искренне заверила свидетельницу Зинаида Борисовна.

— Да уж постарайтесь. — Голос у старушки дрогнул. — Лизонька заслужила, чтобы того, кто ее убил, судить и наказать по всей строгости… — Старушка снова пожевала губами. — Вы давайте, спрашивайте, что вам надо-то.

— Как вас звать?

— Зовите меня Клавдия Степановна. А фамилия моя Миних, это по мужу. А вот девичья моя фамилия будет Башмакова. Сейчас это не принято говорить, но наша фамилия была внесена еще в «Бархатную книгу». Вы о такой книге, наверное, и не слышали. А это родословная книга наиболее знатных боярских и дворянских фамилий царской России. Сейчас о дворянах как-то не принято говорить, а сами они все куда-то попрятались, будто бы чего-то стыдятся. А