Девушка пыталась руками оттянуть веревку, но она стягивала горло все сильнее и сильнее. Сознание Елизаветы помутилось. Последняя ее мысль была о том, что лучше бы ее тогда на фронте убили, нежели вот так нелепейшим образом погибать от рук какого-то хромого мерзавца… Сердце ее еще какое-то время билось, затем затихло. Убийца для верности продолжал стягивать горло еще секунд пятнадцать, затем ослабил веревку и сунул ее в карман. Тело Лизы обмякло и сползло со стула на пол. Убийца нагнулся над ним, снял шелковый платок, вырвал из ушей сережки и стянул со среднего пальца правой руки небольшой перстенек из золота. Затем перешагнул через тело Лизы, прошел на кухню, открыл водопроводный кран и плеснул водою в лицо. Затем помыл руки, вышел в коридор, оделся и прислушался: в подъезде по-прежнему было тихо. Душитель аккуратно открыл входную дверь и так же мягко, совсем неслышно прикрыл. Затем бесшумно спустился по ступеням со второго этажа и отворил дверь в подъезд. Двор был пустынный — вокруг ни одной живой души. Мужчина в коричневом драповом пальто и шапке-пирожке неторопливо вышел и, опираясь на палочку, похромал в сторону остановки, к которой, дребезжа и позванивая, уже торопился старенький трамвай.

* * *

Светлана Владимировна вернулась из Киева на третий день после убийства дочери. На звонок ей никто не открыл, она пошарила в сумочке, нашла ключи и самостоятельно открыла дверь.

«Где же Лиза? — подумала она, но тревоги никакой не испытывала. — Наверное, гуляет…»

Женщину поразил запах, густо наполнивший квартиру: удушливый и тошнотворный до такой степени, что Светлана Владимировна начала испытывать позывы рвоты.

Она вновь позвала Лизу:

— Лиза, ты где? Что у тебя за запах? Тебя прямо не докричаться.

В ответ — гробовое молчание. Светлана Владимировна прошла в комнату и увидела дочь, лежавшую на полу. Елизавета была мертва.

На какое-то время она выпала из пространства — не шелохнувшись, осоловело взирала на неподвижное тело Елизаветы. Она не помнила ни себя, ни где находится. Время для нее остановилось, умерло. Вместе с ним на какие-то минуты исчезла и она сама. Светлана Владимировна даже не закричала от ужаса, потому что ее не существовало.

Придя в себя, женщина выбежала на улицу. От свежего морозного воздуха у нее закружилась голова и стали подкашиваться ноги. Постояв немного, Светлана Владимировна заплетающейся походкой поплелась к ближайшему телефону-автомату на противоположной стороне улицы. Набрав непослушными дрожащими пальцами номер телефона милиции, она сообщила сдавленным голосом дежурному:

— Я только что приехала из Киева, была у сестры… А когда пришла домой, обнаружила в квартире мертвую дочь. Ее убили… Задушили. Приезжайте. Прошу вас.

— Назовите адрес, — прозвучал в ответ требовательный голос.

Светлана Владимировна не сразу отозвалась — потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить свой домашний адрес (мыслями она продолжала оставаться в квартире рядом с мертвой дочерью).

— Немедленно выезжаем! Будьте дома!

В телефонной трубке раздались короткие тревожные гудки. Повесив трубку на рычаг, Светлана Владимировна оперлась спиной о стенку телефонной будки. Идти ей было некуда, да и незачем. Она совершенно не представляла, что делать ей завтра, как жить послезавтра; что ей делать с днями, оставшимися до конца жизни. Хотелось завыть, чтобы хоть как-то облегчить страдания, зарыдать, чтобы про ее невыносимое горе узнал весь город, но сил для этого не хватало. Жизнь теряла всякую ценность. Вместе с дочерью убили и ее.

Из милиции на место преступления приехали быстро. Какой-то молодой милиционер, едва ли не мальчишка, с едва заметными усиками под курносым носом, которые лучше было бы сбрить, в новой шинели и с погонами младшего лейтенанта, долго расспрашивал Смирнитскую, выведывая у нее о том, почему ее не было дома, куда именно она уезжала, почему столь долго отсутствовала и каким образом обнаружила труп дочери. Не однажды милиционер пытался заглянуть в ее глаза, стараясь, очевидно, увидеть в них нечто для него весьма важное, но Светлана Владимировна всякий раз отводила глаза от его внимательного взгляда. Уже давно не молодая женщина, она понимала, что смерть дочери — ее личное горе. Вряд ли среди казенных людей, приехавших в ее квартиру, отыщется для нее хотя бы толика сочувствия. Для каждого из них погибшая Елизавета была всего-то очередным трупом, для нее — дочь, родная кровинка, без которой она не представляла своего существования. Поэтому следовало держаться и не распахивать ни перед кем душу.

Возможно, что милиционер держал в голове несколько версий произошедшего, в одной из которых подозревал мать в убийстве собственной дочери (Бог ему судья!), которую собирался рассматривать весьма серьезно. «Дочь и мать сильно повздорили, и последняя в негодовании и необузданной ярости набросилась на собственное дитя и придушила ее, конечно не отдавая себе отчета в своих действиях. А эту поездку к сестре в Киев придумала для того, чтобы обеспечить себе алиби и избежать заслуженного наказания…»

Часа через полтора из городского управления милиции приехали еще три человека: строгий майор в шинели, а с ним невозмутимый человек с чемоданчиком в руках и чернявая женщина-следователь. Майор стал задавать вопросы (чернявая женщина торопливо все записывала), а человек с чемоданчиком начал деловито и ни на кого не обращая внимания возиться у тела дочери, будто бы перед ним был вовсе даже не человек, а большая поломанная кукла. Он будто бы готовился к починке, вот только следовало основательно разобраться, что такое у нее вышло из строя и по какой причине. От всего происходящего у Светланы Владимировны помутилось в глазах, и она рухнула в обморок. Не ухвати ее майор обеими руками, женщина непременно при падении ударилась бы головой об угол стола, на котором все еще продолжали стоять две чайные чашки, одна из них с недопитым чаем, и синяя вазочка с засохшим печеньем и шоколадными конфетами.

Все могло бы закончиться весьма печально.

* * *

На шее трупа явно просматривались следы удушения. Скорее всего, все той же самой бельевой веревкой. А поскольку имелось указание про все подобные удушения тотчас информировать городское управление, то сообщили и на этот раз. Группа майора Щелкунова, несмотря на громадное количество незавершенных и текущих дел, незамедлительно прибыла на место преступления.

Первое, на что обратил внимание майор Щелкунов, вернее, почувствовал, это был стойкий трупный запах, каковой бывает, когда тело пролежало в теплом помещении не один день и интенсивно разлагается. Стало быть, убийство путем удушения произошло как минимум два дня назад. Эксперт Малаев, осматривающий труп, так и сказал:

— Убийство произошло от двух до трех суток назад. Точнее — доложу после вскрытия.