— Сочувствую вам. А теперь давайте приступим к делу, из-за чего вы, собственно, оказались здесь. Начнем с официальной части. Назовите ваши фамилию, имя, отчество, а также место работы и адрес проживания.

— Зовут меня Федором Николаевичем Амосовым. Проживаю на Пугачевской улице, дом пять, квартира восемь. Столяром работаю при местном ЖЭКе.

— Вам приходилось бывать на продовольственном складе отдела снабжения рабочих моторостроительного завода.

— Я даже не слышал о таком, — удивленно произнес Амосов. — И вообще не пойму, зачем вы меня об этом спрашиваете. Так за что вы меня задержали, можете мне ответить?

— Когда вы в последний раз были в поселке Караваево?

— Что за вопрос? — вновь невольно подивился Федор Николаевич. — Разве я упомню? Был как-то с отцом там пару раз, да и то в детстве, он там приятеля какого-то решил навестить, ну и меня за компанию взял. Чего мне там делать-то? Тогда этот поселок даже в городскую черту не входил. Большая проблема была, чтобы еще туда добраться. Помню, грязь там была непроходимая, может, сейчас и получше будет.

— А теперь ответьте мне, гражданин хороший, откуда у вас женский перстенек на руках?

— Это перстень моей покойной жены, — негромко ответил Федор Николаевич. — Хотел вот колечко продать да на вырученные деньги памятник какой-то поставить на могилку жены. Какой-нибудь жестяной. Или уж хотя бы фанерный для начала…

— И давно она умерла, простите за такой вопрос? — стараясь быть предельно корректным, спросил Виталий Викторович.

— Да больше месяца уже прошло, — последовал ответ. — Сороковины скоро. Родственники подойдут, подруги ее тоже будут. На кладбище обязательно пойдем. Люди придут ее помянуть, а на могилке даже временный памятник не поставлен. Непорядок это. Неудобно перед гостями будет. Да и мне самому как-то… Любила меня Алевтина, даже хромого.

— Хорошо, мы проверим ваши показания, — промолвил майор Щелкунов, не сводя взора с допрашиваемого, на что Федор Николаевич равнодушно (или стараясь быть равнодушным) ответил:

— Что ж, проверяйте… Работа у вас такая.

Поехали за Светланой Владимировной, чтобы она опознала — или, наоборот, не опознала — перстенек дочери, который был снят убийцей с ее пальца. Когда женщину привезли в отдел (очень постаревшую со дня их последней встречи) и показали ей перстень, она, повертев его в руках, отрицательно покачала головой:

— Это не тот перстенек. У Лизоньки другой был…

— Вы уверены? — переспросил Виталий Викторович.

— Конечно, — твердо ответила женщина.

Майор Щелкунов глянул на Светлану Владимировну потускневшим взглядом и промолчал…

Еще через четверть часа подтвердилось, что жена Федора Николаевича, Алевтина Петровна, действительно скончалась пять недель тому назад и была похоронена на Архангельском кладбище на улице товарища Лозовского, близ городского Зооботанического сада, номер участка 37.

Однако отпускать Амосова не торопились. Следовало проверить его алиби, а когда оно окончательно подтвердилось и стало ясно, что в дни удушения женщин он проводил время в других районах города, весьма далеких от мест преступления, Виталий Викторович сам пришел к нему в камеру предварительного заключения и произнес:

— Вы можете быть свободны, Федор Николаевич. Ваше алиби всецело подтвердилось. Вас больше ни в чем не подозревают. А вот и ваш перстень.

* * *

Еще одного хромого на левую ногу гражданина задержали возле пивной на улице Клары Цеткин недалеко от Петрушкиного разъезда, что в Адмиралтейской слободе.

У этой пивнушки всегда околачивалось много народу — рядом союзный механический завод, еще несколько более мелких промышленных предприятий, в том числе и режимнономерных, работники которых, естественно, мужчины разных возрастов, завсегда были не против махнуть кружечку-другую пивка после работы или в выходной воскресный день, коли жили неподалеку. Хромой тоже, очевидно, проживал недалеко и работал на одном из предприятий, находящихся в этой части Кировского района города. И вместе с другими работягами, насладившись после смены первой кружечкой, выпитой в несколько торопливых глотков, взял вторую. Эту он пил уже небольшими глотками, растягивая удовольствие и ощущая приятный горьковатый привкус напитка вместе с духом свободы, что овладевал работягами после выхода из заводской проходной. Потом, допив кружку, потопал, опираясь на палочку, к себе домой. Проживал хромоногий в большой коммунальной квартире на восемнадцать комнат, на втором этаже двухэтажного, пребывавшего в периоде полураспада деревянного дома на улице Большой, что шла практически параллельно улице Клары Цеткин и по сравнению с ней была вовсе не большой, а так себе, средненькой. Когда хромой мужчина уже подходил к своему дому, его окликнул милицейский патруль. И старший патруля, пожилой сержант с медалью на груди «За освобождение Варшавы», потребовал предъявить документы.

«Вот тебе и свобода, — подумал мужчина. — Работает от зари до зари! На заводе начальник цеха с мастером требуют: давай квартальный план, здесь — милиционеры: паспорт им подавай…»

— А нету у меня паспорта, — не без издевки в голосе промолвил хромой мужчина.

— Совсем нету? — поднял брови старший наряда.

— Не совсем, — криво ухмыльнулся хромой. — Дома лежит. Чего мне его с собой в пивнушку таскать?

— Тогда пошли домой за паспортом, — заключил сержант.

— Вы что, ко мне в гости, что ли, намыливаетесь? — с прежней издевкой в голосе произнес хромой мужчина. — Так я вас покуда в гости не звал… А потом, мне и угощать нечем таких дорогих гостей.

— Тогда пройдем в отделение, — предложил пожилой сержант и попытался взять мужчину за руку, но тот не дал ему этого сделать и резко отдернул руку:

— Вы что, арестовываете меня? На каком таком основании? Что мне, кружку пива, что ли, нельзя выпить?

— Не арестовываем, а задерживаем до выяснения вашей личности, — снова попытался схватить хромца за рукав пальто старший наряда милиции. И вновь попытка не увенчалась успехом — хромоногий отступил назад и с силой развернулся корпусом. Треснула ткань, на стоптанный снег отлетели вырванные пуговицы.

На улице, как это нередко бывает в подобных случаях, уже собирались любопытствующие и сочувствующие.

— За что вы инвалида в милицию забираете? — выкрикнула сердобольная бабка лет семидесяти. — Мужчина с палочкой ничего не нарушал. Я сама видела, он шел и никого не трогал. Вы бы лучше бандюганов хватали!

— Говорят, что паспорта у него нет, — уныло ответил ей небритый дядька лет пятидесяти.

— А разве он обязан с собой паспорт всякий раз таскать? Вот у тебя есть, к примеру, паспорт? — не сдавалась бойкая старушка.

Возрастной сержант, не пожелав вступать в прения, кивнул двум милиционерам из патруля, и те мгновенно взяли хромого мужчину под руки.

— Для вас будет лучше, если вы не будете сопротивляться, — заключил старший.

— Что ты с ними будешь делать, — недовольно высказался хромоногий