– Есть все признаки, что Гровера шантажировали. Вы что-то об этом знаете?

– Нет, – ответил он.

– Гровер несколько раз снимал крупные суммы со своих банковских счетов. Как мне известно, кое-что из этих денег досталось вам, и я даже полагаю, что вы получили большую часть. Что скажете?

Клейн не стал притворяться, что оскорблен или хотя бы удивлен моими словами. Он улыбнулся – возможно, несколько угрюмо. Так, словно думал, что для меня в порядке вещей подозревать его. И он был прав.

– Я же вам говорил, мы с Генни отлично ладили. Помните? Сами знаете, когда балуешься скачками, нетрудно угодить в полосу неудач. Иногда я влипал в передрягу и приходилось брать у Генни взаймы. Такое стряслось, скажем, той зимой в Тихуане – на меня свалился лютый ворох невезения. Но Генни одолжил мне тысяч двенадцать или пятнадцать, и я опять встал на ноги. Так частенько бывало. У него должны были заваляться мои письма и телеграммы. Поглядите в его вещах, нароете.

Я тоже не стал притворяться, что верю ему.

– А что, если вы заскочите в управление полиции в девять утра? Повторим весь этот разговор вместе с городскими сыщиками, – предложил я. А потом добавил для убедительности: – На более позднее время откладывать не советую – они могут уже отправиться на поиски вас.

– Угу. – Вот и все, что было мне ответом.

Вернувшись в агентство, я устроился поближе к телефону в ожидании звонка от Дика и Боба. Я считал, что нахожусь в выгодном положении. Клейн шантажировал Гровера – у меня не осталось ни малейших сомнений – и вряд ли был так уж далеко, когда Гровера убивали. Его алиби с женщиной выглядело фальшивкой!

Но кровавые отпечатки пальцев принадлежали не Клейну, если только полицейское бюро идентификации не допустило досадную ошибку. А пташка, на которую я раскидывал сети, – это человек, оставивший отпечатки. Клейн выждал три дня между убийством и появлением в управлении полиции. Естественное объяснение могло состоять в том, что его соучастнику, фактическому убийце, потребовалось это время, чтобы полностью себя обелить.

Сейчас мой замысел был прост: я взбудоражил Клейна известием, что никакие подозрения с него еще не сняты. Была надежда, что в первую очередь он примет все необходимые меры для защиты сообщника.

В тот раз он потратил три дня. Теперь я оставил ему около девяти часов: вполне достаточно, чтобы кое-что проделать, но не слишком много. Клейну придется действовать поспешно, и в суматохе он даст возможность Дику и Бобу обнаружить соучастника – обладателя пальцев, которые заляпали кровью нож, стол и дверь.

Ночью, без четверти час, позвонил Дик: сообщил, что Клейн покинул гостиницу через несколько минут после меня и направился в многоквартирный дом на Полк-стрит, где и остался.

Я прогулялся до Полк-стрит и присоединился к Дику и Бобу. Они сказали, что Клейн поднялся в двадцать седьмую квартиру, а список жильцов в вестибюле уведомил, что эту квартиру занимает Джордж Фарр. Мы с ребятами слонялись там приблизительно до двух часов, а потом я пошел домой отсыпаться.

В семь я к ним вернулся и узнал, что наш приятель еще не появлялся. Немногим позже восьми он вышел из дома и свернул на Гиэри-стрит. Ребята увязались за ним, а я вошел в здание, чтобы переговорить с консьержкой. Она рассказала, что Фарр проживал там месяца четыре или пять, в одиночку, и по профессии был фотограф, со студией на Маркет-стрит.

Я поднялся к двадцать седьмой квартире и позвонил в дверь. Открыл здоровяк лет тридцати – тридцати двух. Мутные глаза смотрели так, словно ночью ему было не до сна. Я не стал тратить время попусту:

– Я из сыскного агентства «Континентал», меня интересует Джозеф Клейн. Что вы о нем знаете?

Тут он проснулся полностью.

– Ничего.

– Совсем ничего?

– Совсем, – сказал он мрачно.

– Вы с ним знакомы?

– Нет.

Ну что ты будешь делать с этим типом?

– Фарр, – сказал я, – у меня возникло желание пройтись с тобой до управления полиции.

Его движение было как вспышка, к тому же понурый вид Фарра заставил меня потерять осторожность. Но все же удалось вовремя повернуть голову, принимая удар не в подбородок, а повыше уха. Меня сбило с ног, и я даже пяти центов не поставлю на то, что в моем черепе не появилась вмятина. Но удача была со мной. Я рухнул в дверной проем, удерживая дверь открытой, а потом поднялся, хватаясь за косяк. Проковылял через несколько комнат и вцепился в одну из ног Фарра, которая исчезала в окне ванной комнаты, чтобы присоединиться к своей напарнице на пожарной лестнице. В потасовке он разбил мне губу и пнул в плечо, но вскоре превратился в паиньку.

Я решил не задерживаться, чтобы осмотреть его барахло – это можно было сделать позже и более обстоятельно, – просто погрузил Фарра в такси и доставил во Дворец юстиции. Были опасения, что если начну медлить, то Клейн от меня удерет.

При виде Фарра у Клейна отвисла челюсть, но оба не издали ни звука.

Несмотря на полученные синяки, я ощущал приятное возбуждение.

– Давай снимем отпечатки пальцев у этого мазурика и закроем дело, – сказал я О’Харе. (Дин отсутствовал.) – А с Клейна не спускай глаз. Думаю, через несколько минут он нам выложит новую историю.

Мы вошли в лифт и поднялись с обоими субчиками в бюро идентификации, где прижали пальцы Фарра к специальной подушечке. Фелс, судебный эксперт, бросил взгляд на результаты и повернулся ко мне:

– Ну и что это?

– Что «это»? – переспросил я.

– Генри Гровера убил другой человек!

Клейн засмеялся, Фарр засмеялся, О’Хара засмеялся и засмеялся Фелс. Я промахнулся! Я стоял там и делал вид, что размышляю, а сам в это время пытался взять себя в руки.

– Вы уверены, что не ошиблись? – выпалил я, чувствуя, как лицо заливается краской.

Сами понимаете, насколько сильно я был расстроен. Ляпнуть такое эксперту по отпечаткам пальцев – это настоящее самоубийство!

Фелс ничего не ответил, только окинул меня взглядом сверху донизу.

Клейн рассмеялся снова, словно закаркал вороной, и повернул ко мне свое некрасивое лицо:

– Хотите еще раз взять мои отпечатки, мистер Ловкий Частный Сыщик?

– Да! – ответил я. – Вот именно!

Должен же был я что-то сказать.

Клейн протянул руки к Фелсу, но тот оставил их без внимания, предложив мне с изрядным сарказмом:

– Снимите-ка их сами на этот раз! Уж так-то вы точно будете уверены, что все сделано без ошибок.

Я совершенно рехнулся – просчет-то, конечно, был мой собственный, –