открылась дверь, и в кабинет, где мы разговаривали с О’Харой и Дином, ввели Джозефа Клейна.
Вопреки своему преуспевающему виду, Клейн был гражданин неотесанный. Лет пятидесяти – пятидесяти пяти, я бы сказал. Его глаза, рот и подбородок прямо-таки излучали благодушие, но в нем не имелось и капли того, что называют человечностью и добротой.
Тело крупное, мощное, полностью упакованное: облегающий клетчатый костюм, желтовато-коричневая шляпа, лакированные туфли с верхом из буйволиной кожи и все остальное, что подходит к этому ансамблю. Голос хриплый и лишенный выражения, так же как и неприятное багровое лицо. Держался Клейн напряженно, словно боялся, что вот-вот начнут отлетать пуговицы слишком тесного костюма. Даже его руки с толстыми неподвижными пальцами свисали по швам как мертвые деревяшки.
Клейн сразу взял быка за рога. Он был другом убитого и решил, что его показания окажутся для нас важны.
Познакомились они с Генри Гровером (Клейн звал его Генни) в 1894 году в Онтарио, где Гровер обзавелся прииском – золотым рудником, с которого начинал свой путь к богатству. Гровер нанял Клейна десятником, и двое мужчин стали близкими друзьями. Соседний участок принадлежал человеку по имени Дэнис Уолдмен, с ним возник спор из-за границ владений. Спор затянулся – раз или два даже приходилось вступать в драку, – но в конце концов Гровер одержал верх, а Уолдмен спешно покинул страну.
Клейн думал, что если мы найдем Уолдмена, то найдем тем самым убийцу Гровера. На кону в том споре были слишком крупные деньги, а Уолдмен – «редкостный скупердяй, что греха таить» – навряд ли забыл свое поражение.
Друзья переписывались и встречались время от времени, но Гровер не рассказывал ничего, что теперь пролило бы свет на причину его гибели. Клейн тоже отошел от разработки недр и приобрел несколько скаковых лошадей, которым посвящал все свое время.
В городе он для того, чтобы отдохнуть между скачками, приехал за два дня до убийства. Но с другом не виделся – был слишком занят: уволил тренера и подыскивал нового. Клейн остановился в гостинице «Маркиз» и собирался пробыть в городе еще недельку, а то и десять дней.
– Как же так получилось, что вы обратились к нам только через трое суток? – спросил его Дин.
– Да ведь я не сразу прочухал, что надо идти! Я же так и не раскусил, чем закончилось с тем парнем, с Уолдменом. Очень уж резво он тогда свалил… А марать имя Генни не хотелось. Но потом я покумекал и решил, что надо все сделать по-грамотному. К тому же есть еще одна закавыка. Вы нашли в доме Генни какие-то отпечатки пальцев, да? В газетах пишут.
– Да, нашли.
– Ну вот, берите мои, сравнивайте. В ночь убийства я был с девчонкой. – Он глянул искоса, с явным желанием прихвастнуть. – Всю ночь! Она славная, замужем, много родни. Нельзя втягивать ее в это. А то вдруг вам вздумается, что это я порешил Генни? Попробуй без нее докажи, что меня не было у него дома! Вот я и смекнул: лучше наведаться к вам, растолковать все, дать отпечатки пальцев и покончить со всем этим.
Мы поднялись в бюро идентификации и сняли у Клейна отпечатки пальцев. Они нисколько не походили на отпечатки убийцы.
После того как мы выжали Клейна досуха, я вышел и отправил телеграмму в наше отделение в Торонто, запрашивая сведения об Уолдмене. Затем выловил пару ребят из тех, что едят, спят и дышат лошадиными бегами. Они сказали, что Клейн хорошо известен в спортивной среде. Владеет небольшой конюшней, и его лошади скакали настолько часто, насколько позволяли распорядители соревнований.
В «Маркизе» я отыскал тамошнего детектива – из тех типчиков, кто услужлив, только когда даешь на лапу. Он подтвердил информацию о статусе Клейна в мире скачек, а также сообщил, что Клейн уже несколько лет останавливается в этой гостинице от случая к случаю, всякий раз на несколько дней.
Гостиничный детектив попытался отследить для меня звонки Клейна, но в отчетах творился кавардак – так всегда и бывает, когда эти сведения требуются. Я договорился, чтобы девушки на коммутаторе слушали все переговоры Клейна в ближайшие дни.
Когда на следующее утро я пришел в контору, меня ждал Нед Рут. Он прокорпел над счетами Гровера всю ночь и накопал достаточно, чтобы дать мне зацепку. За предыдущий год – настолько далеко углубился Нед – Гровер снял с банковских счетов почти пятьдесят тысяч долларов, на которые не оставил отчетности. Почти пятьдесят – не считая тех десяти, что он снял в день убийства. Нед расписал мне суммы и даты:
Сорок семь тысяч пятьсот долларов! Кто-то неплохо нагрел руки!
Управляющие местными телеграфными компаниями подняли свой обычный крик об уважении к частной жизни клиентов, но я получил ордер от прокурора и в каждую контору посадил клерка для работы с картотеками.
Потом я вернулся в «Маркиз» и просмотрел старые регистрационные журналы. Клейн жил там с четвертого по седьмое мая и с восьмого по пятнадцатое октября прошлого года. В эти периоды укладывались две из тех дат, когда Гровер снимал деньги с банковских счетов.
Чтобы получить от телеграфных компаний нужную информацию, мне пришлось ждать почти до шести, но оно того стоило. Третьего января Генри Гровер отправил двенадцать тысяч пятьсот долларов телеграфным переводом Джозефу Клейну в Сан-Диего. Для других дат, которые я продиктовал, клерки ничего не нашли, но огорчить это уже не могло. Я установил, что Джозеф Клейн – тот самый человек, который наживался на Гровере.
Я отправил в гостиницу Клейна Дика Фоли – он в нашем агентстве мастер слежки, – а с ним Боба Тила; этому юноше суждено стать виртуозом сыска.
– Устройтесь где-нибудь в вестибюле, – сказал я. – Я приду через несколько минут, потолкую с Клейном и постараюсь спуститься вместе с ним, чтобы вы хорошенько его рассмотрели. Хочу, чтобы вы повисели у него на хвосте, пока он не явится завтра в управление полиции. Мне нужно знать, куда он пойдет и с кем будет говорить. А если какой-то разговор затянется или покажется важным, то один из вас, ребята, проследит за его собеседником и выяснит, кто он и чем занимается. Если Клейн попытается удрать из города, хватайте его и тащите за решетку. Хотя не думаю, что он решит уйти в бега.
Я дал Дику и Бобу время разместиться и двинулся к гостинице. Клейна не было, пришлось подождать. Он явился чуть позже одиннадцати, и мы поднялись в его номер. Я