— Простите, нам пора, — сказал старший.

Норов смотрел, как носилки с Анной заносят в машину, как закрывается дверь. Затем машина тронулась.

Часть шестая. КонтузияГлава первая

После переизбрания Осинкина в администрации произошли перестановки: заменили двух замов и нескольких руководителей муниципальных мероприятий, слабо себя зарекомендовавших. Все вновь назначенные чиновники были кандидатурами Петрова, хотя формально за кадры отвечал Норов.

Один из отправленных в отставку заместителей возглавлял департамент строительства, то есть, был человеком Леньки Мураховского. На его место Петров поставил выходца из «Стройграда». Ленька, конечно, обиделся, но свое возмущение высказал только Норову; с Осинкиным он ссориться не стал; Ленька все-таки был бизнесменом. В его руках еще оставалось городское имущество, не так уж и плохо.

Норов ко всем переменам отнесся почти равнодушно, но когда Осинкин захотел убрать Дорошенко, он восстал. Свое недовольство относительно Дорошенко Осинкин высказал Норову с глазу на глаз, без Петрова, видимо, решив не усугублять конфликт между ними. По мнению Осинкина, Дорошенко неплохо начал, но быстро забуксовал, обленился, принялся набивать карман и даже к нему, Осинкину, подъезжал с разными шкурными просьбами. В разгар выборов он у всех на глазах затеял роман с собственной секретаршей, помощи от него не было. К своим служебным обязанностям он относится халатно, на работу общественного транспорта в последнее время много нареканий, идут жалобы от населения…

Норов выслушал его и усмехнулся:

— Когда же Петруша наконец наестся?

— Ты о чем? — нахмурился Осинкин.

— Петруше, чувствуется, не терпится поставить своего человека замом по транспорту. Для этого нужно убрать Дорошенко, вот он тебя и накручивает.

Осинкин немного смутился.

— Паша, я тебя уверяю, дело совсем не в нем…

— Конечно не в нем, — кивнул Норов. — А в его жене, и в его родне. Им сколько ни укради — все мало!

— Он не ворует! — предостерегающе произнес Осинкин.

— Прости, забыл, что на нашем языке это называется «заботиться об общем деле». Так вот, на «общее дело» Дорошенко заносит все, что ему предписал Петров, и даже больше.

— Да, но при своем департаменте он организовал еще и собственный бизнес…

— Все твои заместители имеют собственный бизнес при своих департаментах. В России вообще нет чиновника без собственного бизнеса, выстроенного с использованием служебных полномочий, это особенность нашей государственности. Что касается транспортного бизнеса Дорошенко, то половина в нем принадлежит мне, и значительную часть прибыли с него я трачу на «общее дело», хотя, как уверял меня Петров в твоем присутствии, я совсем не обязан это делать. Хочешь посмотреть цифры?

— Ты же знаешь, я в это не вникаю.

— А зря. Иначе ты бы обеспокоился тем, что взятки в департаменте строительства с приходом стройградовского парня сразу подскочили на 40 процентов.

Это Норов знал от Леньки, которому его уволенный ставленник рассказывал о беззакониях нового начальника. Информацию ему по секрету сливали бывшие подчиненные.

— Давай не будем обсуждать сплетни, — морщась, попросил Осинкин. — Это не наш с тобой уровень.

— Наш, если он затрагивает нашу репутацию, — возразил Норов. — Впрочем, увольняй кого считаешь нужным. Может быть, мне тоже следует написать заявление вместе с Дорошенко? Сделаю Петруше подарок ко дню рождения…

— Паша, перестань! — поднял голос Осинкин. — Это неудачная шутка. Ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь!

— Благодарю, — ответил Норов.

В том, что Осинкин ценит его, Норов не сомневался. Но он знал и то, что процессы, набиравшие обороты в мэрии, могли закончиться только одним: уходом оттуда Норова. Однако Дорошенко свое место сохранил.

***

Из Альби Норов вернулся подавленным и разбитым. Болела душа, болели сломанные ребра, собственное бессилье наполняло чувством вины вперемежку со злобой на себя. Несмотря на бессонную ночь и усталость от дороги, спать он не мог и отправился бродить в надежде вымотать себя окончательно и, наконец, забыться. Сосредоточиться на книгах он сейчас был не в состоянии и включил музыку. Он хотел поставить «Реквием» Моцарта, но побоялся — и «Реквиема» в такую минуту, и душераздирающей трагической красоты моцартовской музыки; нервы и так были расшатаны. Он поставил Брамса, но пройдя метров двести, вдруг обнаружил, что слушает «Немецкий реквием», который выбрал то ли случайно, то ли по безотчетному внутреннему движению. Выхватив телефон, он торопливо ткнул что-то другое, но тягостное впечатление от этой зловещей, ненужной ошибки придавило его, и он ускорил шаг, словно стараясь убежать от этого чувства.

День был ветреным и хмурым, похоже, собирался дождь. Он шел, ничего не замечая вокруг, думая об Анне бессвязно и тоскливо, — то вспоминая их поездку на рынок, то день рождения Мелиссы, то, как он фотографировал ее в Альби и ее радость; то ее потерянное лицо при прощании. На обратной дороге он позвонил ей, но она не ответила. Он постарался урезонить разом взметнувшуюся тревогу тем, что ей, наверное, сделали жаропонижающий укол, и она заснула.

Он не помнил, чем он занимался дома в последующие два-три часа: возможно, просматривал новости в интернете или бездумно собирал пасьянсы. Время от времени он проверял свои телефоны, в надежде обнаружить весточку от Анны. Сообщения в дом, как правило, приходили, несмотря на плохую связь; да и звонки поступали, только разговаривать было невозможно. На французском телефоне он увидел пропущенный вызов от Даниэля. Норов не помнил, чтобы Даниэль звонил ему раньше. Гадая, что тому понадобилось, он оделся и вышел на улицу.

— Привет, Поль, ты уже в курсе? — в тоне Даниэля было что-то особенное, многозначительное.

— В курсе чего?

— Не знаешь? А голос у тебя такой… будто ты знаешь…

— Может быть, ты просто скажешь мне, что хотел?

— Жан-Франсуа повесился!

Норов остановился посреди дороги как вкопанный.

— Когда?!

— Этой ночью… Кошмар, да?

Норов не ответил, собираясь с мыслями.

— Але, Поль, ты меня слышишь?

— Да. Извини. Как это произошло?

— Не знаю. Никто не знает. Лиз рано утром проснулась, где-то в начале шестого, а его нет в постели. Она подождала, но в доме все тихо, никаких звуков… Она пошла его искать: в туалете нет, в ванной — тоже. Спускается на кухню, а он там висит! В одном белье… Представляешь?! Она чуть в обморок не упала!

— Он оставил какую-нибудь записку?

— Ничего! Вообще ни слова! Просто взял да повесился! Но Лиз говорит, что это уже не первая попытка. Говорит, в прошлый раз ты помог ей вынуть его из петли…

Даниэль прервался, должно быть, ожидая реакции Норова.

— Почему же она не позвонила мне? — пробормотал Норов, все еще не в состоянии опомниться.

— Что ты хочешь, она поначалу вообще невменяемая была! Ты только вообрази ее состояние! Со мной