приготовила целый список вычурных церковных имен, но Норов твердо решил, что назовет сына Иваном, Ванькой. Именно Ванькой, — с простонародной небрежностью и скрытой ласковостью.
— Он уже спит, — ответила Верочка. — Лучше его сейчас не беспокоить.
— Жаль, — разочарованно произнес Норов.
— Завтра увидитесь, — пообещала Верочка.
Но ни завтра, ни послезавтра сына ему не показали. Ваньку держали отдельно и лишь приносили Верочке кормить. В первые два дня Норов огорчался, что никак не удается увидеть сына, но потом встревожился и заподозрил неладное.
***
— Как ты думаешь, — тихо спросила Анна. — После смерти… совсем ничего нет?
Он бросил на нее короткий взгляд и почувствовал ком в горле, — столько скрываемого страха и надежды было в ее лице.
— Ты имеешь в виду другую жизнь? — он постарался придать голосу будничность.
— Ну, не то чтобы другую жизнь, — смутилась она. — Но… в общем, да… Наверное, именно другую жизнь. Или об этом глупо спрашивать?
— Совсем нет! Об этом необходимо думать, это очень важно! — Он помедлил и заключил твердо: — Вечная жизнь существует. Об этом много пишут в современной физике.
На самом деле, он не знал, что пишут по этому поводу в современной физике, он не был с нею знаком, но никакого значения это сейчас не имело.
— Правда? — по-детски обрадовалась она. — А я как-то пропустила. Я думала, ты в нее не веришь!
— Я не верю в поповские сказки про рай и ад, но это совсем другое дело. Мы не знаем форм жизни после смерти. Она иная, чем здесь, но ее существование — это научно доказанный факт.
Он говорил уверенно, и она заметно приободрилась.
— А как ты думаешь?
— Встретимся мы с тобой там или нет? — он улыбнулся. — Я об этом пока не думаю. Я не собираюсь отпускать тебя отсюда. Я еще тобой не надышался. Не навосхищался.
***
О том, что с Ванькой не все в порядке, проболталась медсестра. Медсестер было две, и когда они провожали Норова, после его визитов, он совал им по 500 рублей, поэтому держались они с ним и Верочкой почтительно до подобострастия.
— Скоро уж переведут Ванюшеньку из реанимации, — видимо, желая сообщить ему нечто приятное, доверительно шепнула медсестра. — Прямо завтра обещают.
Услышав, что Ванька в реанимации, Норов перепугался и ринулся к заведующей отделением. Та сразу все поняла по его лицу, прежде, чем он успел открыть рот.
— Я сразу собиралась все вам рассказать, — успокаивающе заговорила она. — Вы же взрослый мужчина, отец, должны знать правду. Но жена ваша была категорически против. Не хотела вас расстраивать. В общем, не волнуйтесь, ничего страшного с нашим крепышом не случилось. Просто у вас с женой разные группы крови, иногда это приводит к осложнениям у новорожденных. Его всю неделю наблюдали, сейчас все у него почти в полном порядке. Возвращайтесь к ней, вам его принесут.
Через полчаса она сама внесла ребенка в палату Верочки, где Норов ждал, стараясь не показывать волнения.
— Ну, вот вам ваш богатырь! — сказала она, передавая Норову завернутого в пеленки мальчика. — Глядите, какой красавец!
Для младенца Ванька и вправду был хорош: с редкими светлыми вьющимися волосиками, большими голубыми глазами, которые он бессмысленно таращил, и розовой, как у Верочки кожей. Своих черт Норов в сыне не обнаружил, зато сходство с матерью бросалось в глаза. Ему даже показалось, что Ванька улыбается так же, как Верочка: широко и доверчиво. Норов был страшно рад этому: Верочку он считал редкой красавицей, при этом очень обаятельной.
Через четыре дня Верочку с Ванькой благополучно выписали из больницы. Репортеры каким-то образом узнали об этом событии, должно быть, им сообщил кто-то из персонала. У входа дежурили несколько фотографов и оператор с телекамерой. Сюжет с улыбающейся красивой смущенной Верочкой с младенцем на руках и счастливым Норовым вновь показали по телевизору, а фотографии напечатали в журналах.
***
Саратов остался верен Осинкину. В первом же туре он набрал 63 процента голосов; 18 получил Герой, коммунист пришел третьим с восемью.
На банкете Осинкин и Норов сидели рядом. Осинкин произнес в его честь благодарственный тост и обнял его; замы и главы департаментов дружно кричали «ура», а потом, подвыпив, качали Норова на руках. Но эти проявления восторга не обманывали Норова, иллюзий относительно своего положения он не питал. Его ненавидел губернатор; его ненавидели многие в Саратове. Им тяготился Осинкин, от него мечтали избавиться Петров и ставленники Петрова в мэрии. Он всем мешал, всех стеснял; он сделался всем чужим, лишним.
***
Госпиталь в Альби, расположенный в центре города, состоял из двух больших зданий: одно было возведено еще в 16 веке и когда-то принадлежало иезуитскому колледжу; другое, сравнительно новой постройки, заметно отличалось от него, несмотря на желание архитекторов сохранить стиль и создать единый ансамбль. Норов остановился на площади, неподалеку от нового здания, где находился главный вход. Проезд дальше был запрещен, автомобили скорой помощи пропускали через отдельные ворота.
Оставив Анну в салоне, он прошел через длинный коридор из металлических ограждений ко входу, позвонил снизу по телефону и, когда ответили, объяснил ситуацию. Его попросили вернуться к машине, пообещав прислать бригаду.
— Сейчас приедут, — сказал он Анне, усаживаясь на водительское кресло.
Она взглянула на него испуганно, своими огромными измученными глазами.
— Обними меня, — попросила она и первой потянулась к нему.
Он обнял ее, она прижалась к нему крепко, с детской доверчивостью, будто он мог ее защитить. Так они молча сидели несколько минут, пока в окошко снаружи кто-то деликатно не постучал. Норов открыл дверь и вышел; рядом с машиной стояли трое медиков в комбинезонах с носилками.
— Добрый вечер. Это вы звонили?
— Да, — Норов отступил, пропуская их к машине.
Она смерили у Анны температуру специальным прибором, переглянулись и кивнули. Анна молча следила за ними испуганными огромными глазами. Норов стоял возле нее.
— Вы сможете выйти сами? — спросил один из медиков, видимо, старший.
Норов подал ей руку, она выбралась, но покачнулась; он ее подхватил. Санитары аккуратно уложили ее на носилки. Норов помогал им; Анна держала его руку и не отпускала.
— Надо было раньше нас вызвать, — негромко и укоризненно проговорил Норову старший. — У нее очень высокая температура, удивительно, что она в сознании. Запишите телефон, по которому вы сможете узнавать о ее состоянии.
Норов записал, наклонился к Анне и поцеловал ее горячее, красное от жара лицо.
— Я буду звонить тебе, — тихо сказал он ей по-русски.
— Обязательно! Я буду ждать!
У нее опять потекли слезы.
— Ты тоже звони.
Она кивнула, поднесла к сухим губам его руку и поцеловала. Он вновь