— Томик, после увольнения ты с ним встречалась?

— Пришлось.

— Изменился он?

— Вялый стал… Непонятный…

— Чем?

— Диггером заделался.

— Это как?

— Ходит по подвалам и собирает цветные металлы.

Александр задумчиво стучал пальцами по баранке. Она вспомнила: он работник милиции и о пустяках расспрашивать не станет. И то: преуспевающий инженер ушел в дворники.

— Значит, хочет гусь бежать. А мы не дадим. Когда он бродит по подвалам и по каким?

— Каждую пятницу. Рядом с его домом стоит разрушенный особняк. Говорят, его подвалы тянутся до старинных лабазов купца Орешникова.

— Томик, поможешь? Сегодня аккурат пятница.

— Я не спамши…

— До десяти вечера отдохнешь.

— А что мне делать?

— Покажешь его, когда выйдет из дому. Томик, мы же на одной шконке, да?

Она кивнула:

— Я проста, как с моста…

Саша отвез ее домой. Спать днем тяжело, тем более после встречи с человеком, который заряжал ее какой-то непонятной нервной энергией. Ей и снилась невнятица, но тяжелая, давящая, вроде оседавшего на голову подземелья…

Он заехал в девять, а в десять они уже были у дома Мазина. Тамара, как знавшая дом, показала место д ля парковки, откуда хорошо просматривалось парадное. Саша достал из своей неизменной сумки бутылку пива.

— Накачал мышцы — накачайся пивом.

Но накачаться он не успел: из парадного вышел невысокий полноватый человек, одетый так, словно собрался идти за грибами. Но без корзинки.

— Мазин, — сказала Тамара.

— Сиди в машине…

Саша выскользнул на асфальт и пошел за ним; нет, не за ним, а как бы параллельно, почти рядом, почти вместе. Они скрылись во дворе, где осыпался старинный особняк…

Тамара не смотрела на часы и не поняла, сколько Саша отсутствовал. Рядом с ним она вообще теряла чувство времени — оно текло себе и текло. Жаль, что утекало. Вот если бы…

Саша раскраснелся, потому что нес, видимо, нелегкий рюкзак. Он положил его в машину:

— Схожу за еще одним…

После второго рюкзака Тамара от вопроса не удержалась:

— Что в них?

— Алюминий.

— А Мазин?

— Чешет репу и думает, что красть стратегический металл за-падло.

— Саша, значит, Мазин шпион?

Кампания по прочесыванию заброшенных подземных коммуникаций началась. Были брошены все наличные силы: дворники, участковые, работники жилконтор и даже свободные от дежурств оперативники. Капитан Оладько получил молоденькую дворничиху в напарницы и участок: штук двадцать подвалов плюс заброшенную галерею, идущую под старыми домами, предназначенными на слом.

Подвалы осмотрели скоренько. Вход в галерею оказался полу-заваленным хламом, но лаз туда был. Они пошли. Девушка, лимитчица, знала Оладько, поскольку он часто приглашал ее в понятые.

— Капитан, бомжей будем задерживать?

— Наоборот, гнать отсюда.

— Чего им на свежем воздухе не пьется…

— Они тут греются.

Галерея имела тупиковые отводы, какие-то провалы и обвалы, непонятные свороты, вздыбленные стены… Без резиновых сапог тут не пройти, и все-таки ступали они с опаской, боясь мутно-залитой промоины.

— Бомжи тут ищут, — сказала девушка.

— Чего?

— Говорят, перед войной здесь водку замуровали.

— Много?

— Не один гектолитр.

Галерею, видимо, строили купцы, и, само собой, на века. Стены из красного кирпича, казалось, сплющились от времени и тяжести, но стояли, сочась влагой. Иногда свет фонарика выхватывал каких-то двухвостых тварей, неторопливо, по-хозяйски, ползущих к потолку.

— Капитан, оружие у вас при себе?

— Зачем оружие?

— Говорят, в подземельях живут одноглазые чудища.

— Какие еще чудища…

— Мутанты.

Каменная галерея кончилась, и пошел туннель, пробитый в галечнике. Глиняный цемент держал камень слабовато, поэтому осыпи преграждали им путь; эти осыпи оказались хуже промоин — сапог проваливался так глубоко, что галька попадала вовнутрь.

— Капитан, говорят, один мужик залез сюда, выпил, и не выйти ему.

— И что сделал?

— До сих пор бродит, у бомжей дорогу спрашивает.

Никакой галереи: одна длинная нора, переходящая в другую длинную нору. Между ними лазы. Ни стен, ни потолков. Вместо них тянулись трубы. Наверное, это место наиболее привлекало бомжей — воздух тут стоял влажный и теплый. И земля гудела по-шмелиному: где-то наверху шли работы.

— Капитан, про вас говорят, что вы в катакомбах под старым хлебозаводом встретили Кинг-Конга… Правда?

— Подумаешь, невидаль. Ну, встретил.

— Какой он из себя?

— Как в кино.

— Сочиняете?

— Кинг-Конг в натуре.

— Ну, и чем дело кончилось?

— Я набил ему морду.

Земная пустота пошла вверх полого и вязко. Теперь ноги тонули в опилках. Смоченные подземными водами, они словно забродили: пахло яблоками и спиртом. Пока не встретили ни одного человека, хотя следы их пребывания попадались на каждом шагу. Пивные бутылки, окурки, какие-то кастрюли, тряпки, матрасы… Нудность похода разнообразила дворничиха:

— Сейчас мода, товарищ капитан, события отмечать прикольно. Под водой, в воздухе… Пара студентов придумала свадьбу под землей, под дворцом. Все как у людей: стол, шампанское, фата, музыка, фекалии зажгли…

— Какие фекалии?

— Ой, факелы. Вдруг наверху что-то треснуло, и на стол с шампанским, на головы, на факелы потек поток жидких фекалий. Круто?

— Покруче Кинг-Конга.

— Ну, брак не состоялся, поскольку худая примета.

Они попали в нишу, видимо, уже примыкавшую к подвалам домов. Несколько кирпичных лестниц кончались дощатыми затворами, ветхими и полуприкрытыми. Лишь две лестницы упирались в металлические двери.

— Ой, ботинок, — почему-то удивилась девушка.

— Здесь все есть, кроме лаптей.

— Капитан, новенький…

Оладько взял ботинок: кожаный, не испачканный, зашнурованный. Такие не теряют и не выбрасывают. Естественное стремление к завершенности заставило луч фонарика побегать рядом и поискать второй ботинок.

— Ой, Господи! — вскрикнула дворничиха.

Потому что был и второй ботинок — на ноге человека.

Я смотрел на оба отделения своего сейфа, как водитель на застрявший грузовик. Верхнее было набито папками, изъятой документацией, протоколами и кипой каких-то бумаг. Нижнее отделение смахивало на развал секонд-хэнда: кофты, брюки, дамские трусики, один сапожок и там же, среди этого секонд-хэнда, топоры с молотками, заточками и кастетами… Все это ждало экспертизы или уже вернулось из лабораторий. Из нижнего отделения, как из заброшенного подвала, несло запахом тлетворным — много кроваво-высохшей одежды.

Я смотрел с нарастающим раздражением… Сколько тут работы? Деньги, зарплата, нужда… Разве они тяготят мою жизнь? Заботы — они. Надо записать в дневник…

Не нужда сушит, а заботы.

Вот они, уже звенят… Телефон распирало заботами. Я взял трубку и услышал обычную Леденцовскую банальщину:

— Сергей, скучаешь?

— Не поеду!

— Трупик-то есть…

— Боря, я что — один следователь в прокуратуре?

— Прокурор назвал Рябинина.

— Боря, если бы тебя не было, в