городе не было бы и трупов.
— Сергей Георгиевич, труп-то в экзотическом месте, — попытался заинтересовать майор.
— Ага, как и на прошлой неделе? В бочке с огуречным рассолом?
Вошедший капитан Оладько пустой разговор сделал неудобным…
В воздухе, в самолете осматривать трупы приходилось; на воде, на корабле, бывало; в лесах и болотах; в цехах и на стройплощадках; в парадных и подвалах — про квартиры уж не говорю. Но место происшествия с трупом под землей… Оно, может, и не очень глубоко, но запах сырых глин, казалось, шел из самих недр.
Об освещении эксперт-криминалист позаботился: полевые фонари своим каленым светом смяли все цвета и оттенки — подземелье побелело, как заиндевело.
Труп лежал вниз лицом, раскинув руки. Мужчина лет сорока, одет прилично, не бомж, но явно спустился под землю продуманно: прорезиненный плащ с капюшоном, саперная лопатка и моток веревки.
Судмедэксперт перевернул тело. На виске, в слишком ярком свете, кровавое пятно казалось черным. Судмедэксперт сообщил:
— Удар нанесен небольшим твердый предметом неправильной формы.
— Камнем? — предположил Оладько, начиная шарить по земле.
— Может быть, упал? — предположил и я.
Потому что мысль о драке или ограблении под землей как-то в голове не укладывалась. Заманили в катакомбы и убили? Удобнее в темном подъезде.
— Капитан, надо установить личность погибшего.
— Это гражданин Мазин, из дома пятьдесят три, — пискнул голосок дворничихи.
— С кем он живет?
— Один.
— Звать соседей? — спросил Оладько.
— В морге опознают.
— Ни бутылок, ни окурков, — проворчал эксперт-криминалист.
Его слова возбудили мое слабое зрение, впрочем, не только мое… Я смотрел на предмет и не понимал, что вижу. Криминалист — он в перчатках — начал изучать. Сперва мне показалось, что это тонкий лист сухой коричневой глины. Полтора метра на полтора. Криминалист его перевернул — доска. Он объяснил:
— Только с одной стороны затерта — под глину.
— А вот и нишка. — Оладько показал пальцем на угол, присыпанный обрезками полиэтилена.
Доску, намазанную глиной, тут же примерили: она легла на нишу притерто, как крышка на чемодан. И работа мгновенно оживилась, поскольку блеснула логика.
Человека убили из-за того, что хранилось в тайнике. Та работа, которая оживилась, была рутинной и нудной. Длиннющий протокол осмотра места происшествия: поза трупа, одежда, характер и размер раны, фотографии, обмер ниши, отпечатки пальцев, следы обуви, образцы глины… Дворничиха наше копошение надумала приправить соответственным разговором:
— В подвале под домом номер тридцать семь тоже норушку обнаружили, яму под досками.
— И чья норушка? — вежливо полюбопытствовал Оладько.
— Жильца дома Кадыкина, грузчика с аптечного склада.
— В яме, небось, спирт?
— Пять килограммов цитрамона и двадцать бутылок желчи медицинской. Лекарствами приторговывал.
Я наблюдал за судмедэкспертом. Рану на голове он тщательно осмотрел, я описал ее в протоколе, но он уже в третий раз обращался к ней, разглядывая и ощупывая.
— Марк Григорьевич, что? — спросил я.
— Кость не пробита. По-моему, удар не сильный, лишь кожу рассек… А наступила смерть.
— Разве в вашей практике такого не бывало?
— В моей практике умирали и от пощечины, — согласился эксперт.
Следственная практика бывала покруче медицинской. Звонки в милицию, в «Скорую помощь», в прокуратуру… Выпивший гражданин вышиб окно в квартире на седьмом этаже и полетел на панель. Ошалевшая жена бросилась к телефону. Пока она набирала номер, дверной замок щелкнул — потирая шею, вошел муж.
Я хотел было эту историю рассказать судмедэксперту, но, разбрасывая тени по проходу, шли санитары с носилками — приехала труповозка.
Тамара не могла понять той тревоги, которая приходила в ее квартирку, когда Саша оставался ночевать. Он говорил с кем-то по мобильнику, ерничал, щипал ее за все мягкие места и пил бутылками пиво. Вернее, она не могла понять, как в ней уживаются радость с тревогой; так бывает в парной — вдруг озноб меж лопаток.
Они сидели на диване. Придвинутый стол ощетинился темными бутылками, среди которых, как затерянное озерцо, белела тарелка с сыром.
— Томчик, нам бы с тобой дело найти поприкольнее.
— У тебя же клевая работа…
— Обрыдло до блевотины.
— Уголовный розыск? — удивилась она.
— Звон в заднице, а не дело.
Тамара сделала глоток пива и чуть было не захлебнулась — от удивления. Саша всегда свою работу хвалил и ее вовлек. Уголовный розыск — занятие престижное. Тут одного высшего образования мало и одним дипломом не обойтись. На детекторах лжи проверяют. Нужны особые нервы и мужской характер. Поскольку Тамара молчала, Саша усмехнулся:
— А ты думала, что я кейсы с долларами отыскиваю или краденые бриллианты у дам из бюстгальтеров извлекаю?
— В кино детективы распутывают такие загадки, которые простому человеку не под силу.
Теперь пивом захлебнулся он. Сердито, вроде собачьего рыка, Допив и отдышавшись, Саша потрепал ее волосы.
— Сейчас расскажу о последних делах. У бабы украли сервиз. Я нашел. Она подняла хай.
— Почему же?
— Одной чашки не хватает. Или другое дело. На мужика из окна упал горшок с кактусом. Найди ему, из какой квартиры да чей.
— Нашел?
— Как же. Еще дельце: дамочка просит отыскать пропавшие из ее рабочего стола фотографии.
— Наверное, памятные?
— Ага. Она с директором в его автомобиле голые друг на друге сидят. Мне пришлось подсуетиться.
— Неужели нашел?
— За тысячу-то баксов? Хотя у другой телки и за пять тысяч не взялся. Ее бойфренд слазил в петельку…
— Как это «в петельку»?
— Повесился. И оставил записку — «Найди и отомсти». Загадка, как на хрену заплатка.
Ему эти дела не нравились, а Тамару колыхнула гордость. Люди в Саше нуждались и шли за помощью. В сущности, к молодому человеку. Горшок с кактусом на голову — несчастье же. И зря Саша считает это ерундой. А человек полез в петлю? Не из-за пустяка же, довели, коли в предсмертной записке просил найти и отомстить.
— Саша, у тебя ответственная работа.
— Как в дерьме у бегемота. Приходит фраер: помоги, братан, шестнадцатилетняя дочка стала ведьмой.
— В смысле, очень злой?
— В натуре. Колдует и зелье пьет. А вчера подваливает юная сикараха, то есть телочка, с вопросом: правда ли, что можно забеременеть от витафона?
— Ерунда какая…
— А я сказал, что можно.
— Витафон же прибор!
— Можно, если парня зовут Витафон, да как ты сказала, он с прибором.
И она поняла, чем Саша ее постоянно напрягал — своей непохожестью на самого себя. Как переменчивая погода, когда не знаешь, что надеть. Как подладиться, как ответить впопад и, главное, как свою душу приблизить к его. Вернее, слиться с его судьбой. Она ходила на работу, посещала магазины, занималась хозяйством… Как обычно, как и десять лет назад. Но где-то рядом текло