Норов вообще предлагал закрыть это учреждение за ненадобностью, но Петров противился. В кулуарах поговаривали, что он хотел назначить туда проректором по науке свою дочь, которой едва исполнилось двадцать шесть лет и которая недавно защитила кандидатскую диссертацию по педагогике, разумеется, не без папиной помощи.

— То есть, ты против ректора? — уточнил Осинкин.

— Я против такого подхода в целом. Для нас выборы — не способ наживы. Большинство депутатов должны составлять наши люди, не связанные ни с кем, которые будут зависеть только от нас и голосовать так, как мы скажем. Расходы мы возьмем на себя, это окупится. А для бизнесменов надо ввести квоту: столько-то от Мураховского, столько-то — от «Стройграда», если уж братва так вам нравится.

— Разумно, — согласился Осинкин. Ему явно не хотелось обострять ситуацию.

— Мураховский, можно сказать, нам сейчас вообще не помогает, — заупрямился Петров. — Его люди просто внаглую продают наш ресурс, гребут зелень тоннами, а нам крохи перепадают с нашего же стола…

— Не такие уж крохи, — возразил Норов, который от Леньки знал о суммах, отдаваемых в черную кассу.

— Давайте оставим это в стороне, — морщась, попросил Осинкин.

Он не любил, когда в его присутствии входили в детали темных нелегальных схем. Это оскорбляло его щепетильность.

— Короче, Паша, я тебя прошу принять в соображение предложения Володи и составить сбалансированный вариант.

— Я постараюсь, — сдержанно отозвался Норов.

***

На парковке напротив лаборатории было отгорожено два места, — специально для тех, кто приехал сдать анализы на коронавирус. Оба, однако, пустовали; желающих провериться, кроме Норова и Анны, не наблюдалось. Норов позвонил в дверь, и к ним вышли две женщины в комбинезонах, перчатках и защитных шлемах; одна из них держала ящик с медицинскими принадлежностями. Они деловито записали данные Норова и Анны, при этом Анна так нервничала, что диктовать ее фамилию по буквам пришлось Норову. Медсестры взяли ватными палочками пробы изо рта и носа и смерили температуру. У Норова она оказалась нормальной, у Анны была 38,8.

— Это высокая температура, — серьезно сказала одна из медсестер. — Если поднимется выше 39, необходимо будет вызвать скорую помощь.

В круглых глазах Анны отразился страх. Норов успокаивающе погладил ее по плечу.

— Что вы принимаете? — продолжала медсестра.

Анна показала ей упаковку.

— Пойдет, — кивнула женщина. — Можно попробовать еще вот это, — она черкнула на листке название и протянула Норову. — Это все в свободном доступе, рецепта не нужно. Аптека вон там, за углом.

— Знаю, спасибо.

— Только будьте осторожны и обязательно наденьте маску. У вас есть маска?

— Не взял с собой, забыл…

— Я дам и вам, и мадам. До того, как узнаете результаты анализов, оставайтесь дома и избегайте близких контактов, особенно с пожилыми людьми.

— Понял, спасибо.

Для оплаты визита Норову вынесли терминал, тщательно завернутый в целлофан. С такими предосторожностями он сталкивался впервые.

— Результаты будут готовы через пять часов, — сообщила медсестра. — Вы сможете увидеть их на сайте лаборатории, вот ваши коды.

Медсестры ушли.

— Подожди здесь, я сбегаю в аптеку, — сказал Норов Анне.

— Можно я пойду с тобой? — попросила она.

— Ты же болеешь, зачем? Я быстро.

— Не хочу оставаться без тебя!

Он поцеловал ее и погладил по волосам.

— Это всего несколько минут.

— Не хочу! — повторила она упрямо и жалобно. — Не хочу ни одной минуты! Ну, пожалуйста!.. Ой, мне же нельзя! Вдруг я кого-нибудь заражу? Хорошо, я дождусь. Только ты недолго, ладно?

Народу в аптеке было сравнительно немного, но из-за необходимости соблюдать дистанцию, очередь у входа выстроилась на несколько метров. Норов, то и дело нетерпеливо заглядывая издали в аптеку, чтобы понять, долго ли еще ждать, проторчал минут пятнадцать, но все еще не попал внутрь. И тут он увидел Анну, приближавшуюся медленным, неуверенным шагом. Бледно-голубая маска закрывала всю нижнюю часть ее лица, и круглые глаза казались огромными и трагическими. Она подошла и стиснула ему руку.

— Я не выдержала, — призналась она. — Постою с тобой, можно? Я не буду входить.

***

— Как вы смотрите на то, чтобы прокатиться со мной в Москву, Вера Борисовна? — по-деловому спросил Норов сидевшую перед ним в его кабинете Верочку.

Ему предстояла очередная командировка в столицу всего на несколько дней, но он был так очарован Верочкой, что не хотел с ней расставаться. Верочка хлопнула длинными ресницами удивленно и чуть испуганно.

— Ну, если вы считаете, что я могу быть вам полезной,… — нерешительно проговорила она, краснея.

— А вы сами как считаете? — серьезно спросил он, пряча улыбку.

Верочка зарделась еще больше.

— Я постараюсь.

Норов взял для них обоих бизнес-класс в самолете, а в одном из лучших отелей Москвы, где он всегда останавливался, снял сьют для себя и обычный номер — для Верочки. Охрану он на сей раз не взял.

Они прилетели утром, пообедали в Новиковском ресторане, а вечером отправились в театр; шли «Три сестры» с приличным актерским составом.

Верочка заволновалась, — она не взяла вечернего платья, и Норов отправился с ней в бутик на Кузнецком мосту и выбрал ей голубое, очень откровенное, с глубоким вырезом, почти полностью открывавшим грудь, и высоким разрезом, так что ноги были видны до белья. Оно ей необыкновенно шло; в нем она выглядела не застенчивой девочкой, а кинозвездой с обложки модного журнала. Платье стоило шесть тысяч долларов, и еще полторы тысячи туфли, предложенные к нему продавщицей. Перед театром Верочка успела уложить волосы и освежить макияж, так что все время спектакля Норов больше смотрел на нее, чем на сцену. Постановка, кстати, была длинной, на вкус Норова, слишком затянутой, однако Верочка неотрывно смотрела на сцену, не выказывая никакого нетерпения.

— Вам нравится? — спросил он в антракте, раздумывая, не пора ли сбежать.

— Да, — ответила она и покраснела. — А вам?

Ему спектакль показался претенциозным, но он не стал об этом говорить Верочке, чтобы ее не огорчать. В последнем действии он случайно коснулся ее изящной узкой руки, лежавшей на бордовом бархате широкого подлокотника. Испугавшись, что она неверно истолкует его жест, он поспешно отдернул руку, но, взглянув на Верочку, увидел, что она сидела неподвижно, будто ничего не произошло. Тогда, передумав, он накрыл ее пальцы своей ладонью. Ее длинные, загнутые наверх ресницы вздрогнули и румянец, заметный даже в темноте, залил ее лицо. У него забилось сердце; он удивился про себя, что его, с его опытом, так взволновало невинное прикосновение.

Вернувшись из театра в отель почти в