Это было последнее четкое воспоминание перед тем, как боль затуманила комнату. Их лица превратились в расплывшиеся маски, а речь – в бессвязный набор слов.

Когда она вытолкнула ребенка, тело словно разорвалось надвое. Рен не могла вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как она легла на кровать. Ее крики заглушала свернутая махровая салфетка, которую ей вложили в рот.

Но все это не имело значения. Она здесь. Она держит на руках крошечное тельце своего ребенка и плачет. Как можно чувствовать такую любовь к тому, кого видишь впервые в жизни? При этой мысли она заплакала еще сильнее, а затем рассмеялась сквозь слезы, обезумев от эйфории. Рен посмотрела на них, ожидая увидеть такую же реакцию.

Они смотрели на нее с погасшими лицами.

Ее радость приглушила их сияние.

– Мы выбрали имя, – объявила Стелла.

Рен посмотрела на малышку, угнездившуюся у нее на груди. Губки слегка дрогнули, сжались, а затем разошлись, как створки морской раковины.

Пальцы Стеллы впились в нее, словно копья, когда она забрала ребенка и передала девочку Патрику. Тот взял сверток негнущимися руками, а затем в изумлении посмотрел на него.

– Постойте, – начала Рен, когда он направился к выходу из комнаты.

Она попыталась встать, но тут же опустилась обратно, перед глазами все плыло.

– Тише-тише. Отдыхай, – проворковала Стелла, приглаживая ей волосы.

– Как вы ее назвали?

Стелла ничего не ответила и повернулась, чтобы уйти.

– Пожалуйста…

– Айла, – наконец сказала она, не оборачиваясь.

Рен отправили домой с другим конвертом, на этот раз толще. Она прижимала его к груди в полуподвальной квартире и плакала о том, что у нее отняли. Она лишилась части себя – нет, многих частей, как будто от каждого органа оторвали половину.

Рен вернулась несколько месяцев спустя. Они были дома. Перед тем как постучать, она наблюдала за ними через окно. Патрик бережно держал ребенка, пока Стелла убирала посуду после ужина. Малышка так выросла…

– Позвольте мне увидеть ее, – сказала Рен через закрытую дверь. Затем постучала настойчивее. – Пожалуйста. Позвольте мне увидеть моего ребенка.

Она занесла руку, чтобы постучать снова, когда дверь открылась и Патрик схватил ее за запястье.

– Не шуми, – процедил он сквозь зубы.

Где-то в доме заплакала ее малышка, и Рен услышала, как Стелла успокаивает девочку.

– Я хочу ее увидеть. Всего один раз.

Он усилил хватку, и тонкую кожу запястья обожгло.

– Не смей сюда возвращаться.

Его глаза потемнели. Рен видела, что он готов пойти дальше.

Подкатила тошнота. Содержимое конвертов ничем не могло ей помочь. Она ни к кому не могла обратиться за помощью.

Она не в том положении, чтобы просить о помощи.

Что-то должно было заполнить пустоту внутри, тягостную и беспощадную, которая ширилась, подступая к самому горлу. Что-то должно было занять ее место.

В поисках замены Рен бродила по улицам. Когда она прошла мимо ресторана, из окна ей улыбнулся Жюльен. Ночью он крепко сжимал ее в объятиях, твердя, как сильно она ему нравится. Как сильно он хочет быть с ней. Тяжело дыша и стараясь не показывать слез, Рен кивнула, пока он устраивался у нее между ног.

Когда на следующее утро она села на заднее сиденье автобуса, от выхлопных газов разболелась голова.

Там, куда она решила отправиться, было теплее. Вскоре она пожалела о своем решении: из-за сильной жары ноги отекали до такой степени, что казалось, еще чуть-чуть – и кожа на них лопнет. Ее живот опять округлился.

Она снова ждала девочку.

На сей раз она не чувствовала восторга. Только разочарование и надежду на исцеление от недуга, который разъедал ее подобно кислоте. Новое крошечное существо, извивающееся у нее на руках, казалось чужим. Напоминанием о том, насколько далеким было то, что она пыталась вернуть.

У малышки были ее глаза. Рен переезжала с девочкой из города в город, пока у нее больше не осталось сил.

Она вернулась туда, где все началось. Куда ей было запрещено возвращаться.

Она вновь наблюдала за ними. Теперь их было трое. Лесная чаща у озера дарила ей укрытие, защищала от разоблачения.

На сей раз все будет по-другому. На сей раз он ее выслушает.

Глава 58

День труда, 7 сентября 2020

Я со всего маху налетела щекой на его позвоночник – отдача пронзила челюсть, отозвалась болью в голове – и, обхватив за шею, дернула вверх. Он вскинул руки, пытаясь дотянутся до меня, царапая мне предплечья. Я усилила хватку и закричала. Он не удержался на ногах, и мы оба полетели в воду.

Три секунды. На три секунды я погрузилась в полную тишину.

Не было ничего, кроме жидкой тьмы, чернильной, бесстрастной. Ноги медленно, через силу выделывали пируэты, пробивая путь наверх. Когда я вынырнула, передо мной плавали волосы.

Марлоу покачивалась в воде лицом вниз.

Я схватила ее – не знаю даже, за какую часть тела, – и потянула вверх. Бессильно повиснув на ближайшей доске причала, она закашлялась. Я выбралась сама, потом за руки втащила Марлоу.

Он взбирался на причал в нескольких ярдах от нас. Вода тяжелыми струями текла с его мокрой одежды. С трудом переставляя ноги, он двинулся к нам, и мы инстинктивно прильнули друг к дружке.

Я не узнавала этого человека. Побежденный, ссутулившийся, будто на несколько лет постаревший… Это был не мой отец.

– Почему? – единственное, что мне удалось выдавить.

Он сделал еще пару шагов, тяжело опустился на колени и уперся ладонями о доски, переводя дыхание.

– Потому что я вспомнила, – ответила Марлоу.

– Вспомнила? – Я повернулась к ней и увидела, как в ее взгляде клубится туман забытого прошлого.

– Уже некоторое время назад. Я хранила молчание. Никому не рассказывала. Но теперь я точно помню, что произошло в тот день, когда меня нашли. Свою жизнь до того, как я попала в эту семью.

– Хватит, Марлоу. – Отец встал, все еще тяжело дыша. – Перестань сочинять небылицы. Ты опять сидишь на наркотиках.

Однако его слова прозвучали неубедительно. Судя по затравленному выражению лица, он и сам это прекрасно понимал.

Марлоу пронзила его полным ненависти взглядом.

– Это я лгу? – Она медленно повернулась ко мне, и у меня замерло сердце.

Я не была готова к тому, что она собиралась сказать…

– Моя мать – наша мать – приехала сюда…

Ее слова раскаленным железом вонзились мне в уши, по затылку побежали мурашки.

Наша мать.

Я толкнулась руками о доски причала, отползая от нее, как будто могла сбежать от всего этого.

– О чем ты говоришь?

– Я хорошо