— В этом вопросе ты не ошибешься, — усмехнулся Норов.

Жан-Франсуа засобирался.

— Ну, не буду задерживать… Спасибо Поль, — он крепко обнял Норова. — За все спасибо! И за то, что вчера…

— Ваня, Ваня, — укоризненно прервал его Норов. — Не надо, зачем?

Жан-Франсуа, еще раз стиснул его и вышел быстрым шагом.

***

Оплата прессы — своей и вражеской — шла через департамент Норова. Вражеская, разумеется, тоже брала, только больше, чем своя, исключительно наличными и комплиментарно писать все-равно отказывалась, — лишь меньше ругала. Расходы были ежемесячными и существенными. Брать деньги у Петрова для Норова было мучением. Во-первых, средства эти добывались поборами, о чем Норов ни на минуту не забывал. Во-вторых, одалживаться у такого ничтожества, как Петров, ему претило, тем более, что деньги тот выдавал частями, тянул со сроками, переносил, ставя Норова в затруднительное положение перед редакторами, и регулярно осведомлялся, нельзя ли сократить расходы? Норов раздражался и отвечал, что, конечно, можно, надо лишь, чтобы Петров взял отношения с прессой на себя, Норов уверен, что у такого махрового коммерсанта получится гораздо лучше, чем у Норова. Петров отнюдь не был в этом уверен и, вздыхая, все-таки выдавал нужную сумму.

Дабы иметь под рукой свободные средства, Норов велел директору своего холдинга создать несколько новых фирм на доверенных людей, чьи имена ничего не говорили общественности. На эти фирмы он взял крупные подряды от города на ремонт жилья, что давало приток денег и заодно позволяло уйти от прямых платежей прессе из бюджета, отправляя деньги с частных компаний. Сделать это было важно ввиду того, что оппозиционные депутаты, обсуждая расходы мэрии на СМИ, неизменно возбуждались и требовали, чтобы оплаченный администрацией телевизионный эфир и газетные площади были предоставлены им тоже, что, хоть и звучало вполне справедливо и демократично, в планы Норова отнюдь не входило.

Но государственные расценки на благоустройство были мизерными, а Норов требовал от своих людей, чтобы работы выполнялись добросовестно, так что прибыль выходила, в лучшем случае, на уровне 5–7 процентов; этого на покрытие всех нужд не хватало. И тут на помощь пришел Дорошенко.

Дорошенко, назначенный на департамент транспорта, вообще проявлял полезную инициативу. Городской парк состоял из стареньких автобусов, которые постоянно ломались. Дорошенко поменял часть имевшихся развалюх на новые, чешские, взятые в лизинг, и то же самое проделал с трамваями. Он почистил маршруты, сократил непопулярные и увеличил количество единиц транспорта на востребованных.

Чтобы еще больше разгрузить пассажирский поток, он по основным направлениям пустил дополнительно частные маршрутки, владельцы которых платили в городскую казну за лицензии. Дорошенко предложил Норову купить на совместную фирму сотню «газелей» или взять их в лизинг и заняться извозом. Так они и поступили.

Дорошенко поставил машины на лучшие маршруты, и они «отбились» в течение первого же года. Они взяли еще двести, потом еще пятьдесят, и вскоре извоз стал самым доходным видом их бизнеса. Он позволял не только закрывать значительную часть текущих платежей, но еще и прилично зарабатывать. Норов не ожидал от Дорошенко такой прыти и не уставал его хвалить. Тот и сам гордился своими достижениями.

— Вот и я на что-то сгодился! — самодовольно повторял он, потирая руки, когда они просматривали ежемесячные отчеты.

— Орел! — подтверждал Норов.

Дорошенко выписал с Украины своих немолодых родителей, вышедших на пенсию, и купил им квартиру в центре. Перевез он и брата с семьей. С разрешения Норова, брату он и поручил руководство новой транспортной фирмой, обороты которой все возрастали.

***

— Может быть, ляжешь? — спросил Норов Анну после ухода Жана-Франсуа. — Мне кажется, тебе было бы лучше немного…

— Не хочу! — нетерпеливо перебила она. — Я же не больна!

— Ты мерила температуру?

— Она у меня нормальная!

— Ты вся горишь.

— Это не от болезни! Просто… просто я немного расстроилась.

— Из-за чего?

— Из-за всего… Ты сам знаешь!

— Но мы же вновь вдвоем.

— Да, но это ведь ненадолго!

Она говорила с вызовом, лицо ее пылало, в блестящих глазах стояли слезы.

— Послушай, — начал Норов мягко и серьезно. — Ты должна знать одну вещь. Я все обдумал… В общем, если ты решишь остаться со мной,… вернее, уйти ко мне вместе с сыном, то я постараюсь сделать… Короче, я сделаю все, что нужно. Все, что от меня зависит.

Ее глаза сделались круглыми.

— Ты хочешь сказать, что…

— Я хочу сказать, что люблю тебя. И это сильно.

— Правда?!

— Да.

Она бросилась ему на шею.

— Ой, я такая счастливая! — восклицала она, целуя его и капая на лицо и шею горячими слезами. — Любишь!..Умру от счастья!.. Ой, я не могу поверить! Я всю жизнь о тебе мечтала! Ты даже не представляешь!

Он гладил ее по спине, целовал в волосы, шептал ласковые слова, но на самом деле ему было не радостно, а очень тяжело. Он сознавал, насколько опасным и ответственным было его решение. Он не был уверен, что у него хватит мужества, воли, терпения, чтобы, сломав себя уже на склоне лет, изменить все свои привычки, начать жизнь заново; пройти этот чужой ему путь до конца, без упреков и сожалений. Предстояло преодолеть большие преграды и мелкие житейские неурядицы. А главное, главное — сохранить свое чувство к ней, не разбив его, не раздробив и не раскрошив о быт, нужду, ежедневные проблемы. А вдруг это непосильная для тебя задача, Кит? Но оставить Анну одну, бросить, предать было немыслимо. Он не смог бы с этим жить.

Будто угадав, о чем он думает, она замерла на мгновенье, затем отстранилась и посмотрела на него испуганными круглыми мокрыми глазами.

— Но ты же понимаешь, что я никогда так не поступлю? — тихо и тревожно прошептала она. — Понимаешь, да?

— Но…

— Нет, нет, это исключено! Я не желаю быть обузой для тебя! Я же уже говорила тебе! Я хочу, чтобы ты любил меня, а не тяготился мною! Ты очень свободный человек, ты этим прекрасен, я тебя люблю такого. Ты задохнешься без свободы. Я не приму такой жертвы! Я не желаю видеть тебя несчастным, тем более, быть причиной твоего несчастья. Все, о чем ты сейчас говоришь, на самом деле, не имеет значения, честное слово! Вернее, конечно, имеет! Имеет огромное значение, но… это неважно. Я не могу подобрать нужные слова, прости… Ты сделал мне такой подарок, ты даже не представляешь! Я счастлива! Ужасно счастлива. Мне достаточно твоей любви, твоей готовности. Я благодарна тебе!

— Нюша, послушай…

— Нет, нет! Давай больше не будем об этом! Пусть это останется для нас… для нас двоих. Пойдем лучше ко