Джервас ждал повторения звука; тогда ему легче было бы определить его источник. Странный звук не повторился. Вместо него он услышал тихий свист воздуха, отличающийся от прежних завываний ветра. В новых звуках угадывалось что-то знакомое, хотя Джервас не сразу сообразил, что именно он слышит. Кто-то хрипло дышал совсем рядом. Кто-то находился здесь вместе с ним. Кто-то… или что-то? Сердце екнуло у него в груди, но он подавил инстинктивный страх.

– Здесь есть кто-нибудь? – громко спросил он. В ночной тишине его голос звучал резче, чем он рассчитывал. – Учтите, я вас слышу, и напугать меня вам не удастся! – добавил он уверенным голосом, хотя никакой уверенности не чувствовал. – Выходите и перестаньте прятаться в темноте. Это просто глупо. Здесь небезопасно.

– Да-а… – послышался ответ, похожий на вздох или тихий стон.

Кровь застыла у него в жилах. Он тряхнул головой, чтобы привести себя в чувство. В привидения он не верил. Все это выдумки, вроде той, которую он сочинил, чтобы давным-давно напугать Кит. Но здесь, практически на том месте, где он стоит, совсем недавно погиб человек. Его смерть была ужасной, насильственной… Кроме того, здесь что-то двигается. Здесь что-то есть.

– Прекратите ваши дурацкие игры! – крикнул Джервас. – Если вам есть что сказать, говорите!

На сей раз ответом ему стал хриплый шепот:

– Джервас-с-с? – Последний звук стих вдали.

Голос был еле слышным, и он не был уверен, что ему все не померещилось. Может быть, этот голос звучал лишь в его голове. Невозможно было определить, откуда он доносится. В темноте трудно было ориентироваться. Джервас снова посветил вокруг себя фонариком, но безуспешно. Где? И кто?..

Он снова позвал:

– Я знаю, что вы здесь! Кит! Это ты? – Он затаил дыхание. Ответа не последовало, даже тяжелого дыхания. – Кто бы вы ни были, – еще громче сказал Джервас, – выходите!

Ему показалось, что вокруг него движется сама темнота, в которой пляшут тени. Но фонарик не высветил незваного гостя, зато Джервас, включив его, указывал свое точное местонахождение. Он выключил фонарик, и окружающее пространство погрузилось во мрак. Теперь он держался настороже, словно ловил волну на пляже в Гуиньо. Скоро что-то произойдет.

Здесь может случиться все что угодно… Все уже началось. И ему нужно правильно оценить ситуацию.

В темноте обострилось восприятие. Он уловил дуновение воздуха совсем рядом, у самого плеча. Снова дыхание – хриплое, грубое, как у дикого зверя. Оно коснулось его щеки. Джервас повертел в руке фонарик, пытаясь снова включить его. Не нужно было его выключать! Казалось, он был готов ко всему, но нападение произошло так неожиданно, так внезапно, что он сумел лишь выставить над головой фонарик, который так и не успел включить. Он кого-то задел – явно человека, но больше он ничего не успел заметить; голову пронзила острая боль, а перед глазами замерцали крошечные бриллианты. Джервас выронил фонарик, шатаясь, шагнул вперед и рухнул на колени в пепел и грязь.

Глава 17

Роджер Трентон стоял у окна и всматривался в сгущающиеся сумерки.

– Ужин скоро? – спросил он.

– Что? – крикнула жена из кухни. – Я тебя не слышу!

– Когда ужин? – рявкнул Роджер. – Скоро?

– Как всегда, около семи! Я готовлю спагетти болоньезе! – последовал ответ, сопровождаемый грохотом – что-то упало на плиточный пол. Поппи чертыхнулась.

– Что там такое? – снова крикнул Роджер.

– Не слышу!

– Что у тебя упало?

– Крышка от кастрюли!

Роджер раздраженно подумал: совершенно бессмысленный разговор – как, впрочем, и все их разговоры с Поппи последние тридцать пять лет. Отношения с женой тяготили Роджера, но намекни кто-то, что его брак несовершенен, он с негодованием обрушится на клеветников. Вот и теперь он подумал: они с Поппи – образцовая супружеская пара. Может быть, с годами они стали менее… активными? Роджер ни за что не назвал бы свою супружескую жизнь «скучной». Наоборот, ему казалось, что недостаток ненужной активности вовсе не так плох.

Неожиданно он спросил себя: счастлива ли его жена? Разумеется, Роджер ни на миг не поверил бы, что Поппи может считать себя несчастной. Какие у нее для этого основания? У них красивый дом. Он заботливый муж. Жена ценит его за надежность, за ровный характер, за превосходные организаторские способности, за деловую хватку. «Если бы я умер сегодня… – вдруг подумалось Роджеру. Он поспешил уточнить: – Если бы я умер завтра…» Умирать сегодня совсем не хотелось. И предпосылок к этому не было никаких. Чувствовал он себя замечательно. Итак, допустим, он умрет завтра в силу какого-то непредвиденного и неожиданного события, вроде падения метеорита. Поппи не о чем будет беспокоиться. С финансовой точки зрения она обеспечена, у нее есть крыша над головой. Конечно, она будет скучать по нему.

И все-таки жаль, что с Поппи невозможно серьезно потолковать о важных вещах – например, о правительстве, о Европейском союзе, о ямах на дороге, которую после прошедшей зимы так и не отремонтировали… До недавнего времени важной темой для Роджера был и «Ключ». Впрочем, «Ключ», даже в развалинах, остается проблемой. Он не позволит молодому Крауну убраться назад в Португалию, снова бросив дом на произвол судьбы! «Нет, – мрачно пообещал себе Роджер, – уж я что-нибудь непременно предприму!» Мысли привели его к решению. До ужина еще оставалось время.

– Прогуляюсь к «Ключу»! – крикнул он жене.

Ответом ему послужило молчание; затем Поппи вышла на порог кухни:

– Зачем?

– Кто-то должен за ним присматривать. Там небезопасно. Более того, «Ключ» – место преступления. За ним нужно наблюдать, чтобы никто туда не проник, чтобы не затоптали следы… чтобы не стало еще хуже.

– Кто же туда сейчас полезет?

– Те же, кто и раньше.

– Бродяги и наркоманы вряд ли туда вернутся – после пожара ведь почти ничего не осталось, – возразила Поппи.

– Откуда ты знаешь? И потом, Поппи, бродяги и наркоманы рассуждают совсем не так, как мы с тобой.

Поппи смотрела на него с выражением, которое можно было определить как возмущение. Роджер даже растрогался. Выходит, его старушка и впрямь беспокоится за него!

– Если ты пойдешь туда, ты сам что-нибудь затопчешь на месте преступления, – заметила Поппи. – Полицейские ведь не случайно натянули ленту вокруг развалин. Туда нельзя. Ты ведь и сам говорил: стены такие шаткие, чуть тронь – и рухнут.

Роджеру стало не по себе, когда он вспомнил, как только что представлял себе