Разговор продолжался, становясь все более непринуждённым. Они говорили о мелочах – о хлебе, травах, случайных вещах из жизни деревни. С каждым словом Астрид чувствовала, как горечь, которую она носила внутри себя, начинает исчезать, оставляя место для чего-то легкого, почти забытого и такого беззаботного. Впервые за долгое время она позволила себе расслабиться, отпустив все страхи, связанные с лесом, богами и неизвестностью. Здесь, в компании людей, которые не требовали от неё ничего, кроме её присутствия, она чувствовала себя почти нормально.

Вдруг послышался грохот, на мгновение все присутствующие смолкли, пока не заметили Марка, смущенно поднимающегося с пола и отряхивающего штаны с множеством заштопанных дырок. Его рыжие волосы были растрёпаны, а глаза ярко блестели, будто он только что выскочил из леса, где его никто не мог остановить. Он не утруждал себя вежливостью, принял непринужденный вид и сразу направился к столу, бросив взгляд на Астрид.

– Ну, кажется, у нас новая звезда вечера, – произнёс он с легкой насмешкой, усаживаясь на край стола и качая ногой. – Как там тебе, Астрид? Успела почувствовать себя частью нашей дружной семьи?

Астрид нахмурилась, но решила не отвечать, чувствуя, что он явно провоцирует.

– Марк, – перебила Лисбет с едва заметной улыбкой, не отрываясь от своей чашки, – не будь таким вороном. Может, ты сядешь нормально, а не будешь демонстрировать всем свои грязные сапоги?

Марк картинно вздохнул, соскользнул со стола и уселся на стул, демонстративно откинувшись на спинку.

– Ну извините, что пришёл оживить вашу унылую беседу, – проговорил он, закатив глаза. – Я же только ради вас, так сказать, спешил, даже пороги не замечал на своем пути.

Лисбет поставила чашку на стол и повернулась к нему, её глаза блестели лукавством.

– Ради нас? – переспросила она. – Марк, если ты хочешь впечатлить кого-то своей заботой, начни с того, чтобы вымыть лицо. Пыль на подбородке не похожа на бороду.

Марк тут же потер лицо, делая вид, что осматривает руки на наличие грязи.

– О, Лисбет, как же я могу конкурировать с твоим чувством стиля? – язвительно ответил он. – Ведь только ты можешь сочетать старую юбку с такими «элегантными» заплатами.

Лисбет усмехнулась и подняла бровь.

– Знаешь, Марк, твои шутки такие же устаревшие, как и твои сапоги. Может, попробуешь что-то новое?

Астрид, наблюдавшая за их обменом любезностями, невольно улыбнулась. В этой игре слов и насмешек не было злобы – только привычная перепалка, которая, казалось, давно стала частью их общения.

– Ладно, ладно, – сказал Марк, подняв руки в знак сдачи. – Просто решил, что атмосфера тут слишком серьёзная. Думал, вас развеселю.

– Как мило с твоей стороны, – ответила Лисбет, скрестив руки. – Может, ты ещё и хлеб принесёшь?

Марк театрально вздохнул.

– Хлеб, Лисбет? Ты хочешь, чтобы я стал настоящим героем этого вечера?

Лисбет наклонилась к нему, её улыбка была загадочной.

– Нет, Марк, я хочу, чтобы ты хотя бы раз остался в тени и дал другим блеснуть.

Комната наполнилась легким смехом, и даже Астрид почувствовала, как с ее губ слетают робкие смешки. Марк откинулся на спинку стула и, сложив руки за головой, приподнял бровь.

– Ну что ж, буду стараться не затмить вас своей яркостью. Хотя, признаюсь, это будет нелегко.

Лисбет закатила глаза, но ее улыбка осталась.

Астрид смотрела на лица людей, сидящих вокруг неё. Лёгкие улыбки, звучащий смех, пусть даже с оттенком сарказма, всё это наполняло комнату жизнью. Здесь не было места лесу, его гнетущей тишине и тяжелому присутствию богов. Здесь были просто люди, с их заботами, шутками, мелкими радостями.

Они смеются, – подумала она, глядя, как Лисбет снова поддразнивает Марка, а тот закатывает глаза с таким видом, будто терпит её только из великодушия. – Несмотря на всё, что происходит вокруг, несмотря на страх, на неизвестность, они находят время, чтобы жить.

Она вдруг почувствовала, как что-то тёплое пробивается сквозь гнетущую тяжесть, которую она носила внутри. Это было странное ощущение – почти забытое, как дальний звук, который напоминает о чём-то, что давно ускользнуло.

«Когда в последний раз я чувствовала себя так?»

Она вспомнила те дни, когда её жизнь была проще. Когда дни проходили за заботой о доме, прогулками с Саной у озера, разговорами с матерью. В те времена, когда весь её мир был ограничен стенами дома и полями за деревней. В те времена, когда её сердце не было обременено грузом вопросов, на которые, казалось, не существовало ответов.

«Как же я скучаю по тому времени…»

Её взгляд упал на кружку в руках. Свет лампы играл на её поверхности, и она вдруг почувствовала, как одиночество, которое преследовало её всё это время, стало ещё ощутимее.

«Тогда я не знала, что такое боги, что такое лес, что такое потеря. Я жила, словно всё было просто, словно каждый день был само собой разумеющимся. Сана была рядом, и её смех был частью моей жизни. Как я могла не ценить этого?»

Она подняла глаза на Лисбет, Марка, Йохана, остальных. Эти люди, несмотря на опасность, несмотря на всё, что их окружало, продолжали жить. Продолжали находить радость, пусть и в мелочах.

«А я… Я утратила это. Я позволила страху и сомнениям заполнить всё пространство внутри себя.»

Ее губы дрогнули, но она не позволила слезам пролиться.

«Может ли моя жизнь снова быть такой? Или я уже ушла слишком далеко, чтобы вернуться?»

Тишина внутри нее была оглушительной. А вокруг звучали голоса, смех, жизнь.

12. Гниль

Астрид снова оказалась у порога своего родительского дома. Из трубы валил сероватый дым, сливавшийся с тьмой, спускавшейся с ночного неба. Было поздно, но свет от свечей пробивался сквозь ставни, создавая мягкое, теплое сияние, ореолом окутавшее отчий дом. Она замерла на мгновение, прежде чем войти, но спустя мгновение робко постучала в деревянную дверь, а пучок трав, привязанный к балке, задрожал от торопливых шагов жильцов. Ее мать открыла быстро, словно ждала, как ждут ливень после засухи: долго, но с надеждой и твердой уверенностью.

– Астрид, – воскликнула она с мягкой улыбкой, протягивая руки, чтобы обнять дочь. – Ты вернулась! Мы беспокоились, пропала так надолго…

Отец, сидящий у камина, поднял голову. В его глазах было что-то одновременно радостное и тревожное.

– Насколько я понимаю, ты к нам ненадолго? – спросил он, отставляя в сторону кружку с теплым травяным отваром.

– Только на