– Почему вы так думаете? Вы его знали?

Лиза оставила ее вопрос без ответа, ровным голосом продолжая свой рассказ.

– От первого неудачного брака у него осталась дочь. Восьмилетняя Варенька. Олег Леонтьевич очень ее любил. Ее мать не препятствовала их общению, так что девочка частенько бывала у них дома и даже на море с ними каждый год ездила. Матерью она Анну Михайловну не считала, но отношения у них сложились хорошие. В общем, Варя выросла, вышла замуж, родила дочь. Мать Вари рано умерла от рака. Выявили болезнь на запущенной стадии, так что сгорела она за какие-то пару месяцев. В общем, с малышкой помогала Анна Михайловна. А когда девочке исполнилось двенадцать, Варя и ее муж погибли в автокатастрофе.

Таисия, не ожидавшая такого поворота, охнула, прижав руки к груди. Это же страшно представить, какие испытания выпадают на долю отдельных людей.

– Через пару лет Олег Леонтьевич тоже скончался, и Анна Михайловна осталась вдовой. Его очень подкосила смерть дочери, и он так и не смог оправиться от горя. Анна Михайловна осталась единственным опекуном его внучки, Лизы.

– Так этой девочкой были вы!

– Да. Мне было четырнадцать лет, и Анна Михайловна помогла мне окончить школу и встать на ноги. Конечно, жить на ее зарплату было тяжело, так что я тоже пошла работать. В тот же реквизиторский цех. Она научила меня шить, вообще всему научила. И когда я по неопытности вляпалась в историю, она тоже очень меня выручила.

– В историю?

Лиза усмехнулась:

– Такое случается с молодыми романтичными дурочками. Мне было восемнадцать, ему тридцать два. Я – помощник реквизитора в театре, вчерашняя школьница. Он – ведущий актер, разумеется, женатый. Я влюбилась без памяти. В него невозможно было не влюбиться. А потом, когда выяснилось, что я жду ребенка, он сказал, что не желает отвечать за мою глупость, заявил, что я его пытаюсь заманить в сети и лишить карьеры, и дал денег на аборт.

– И вы сделали? Аборт? – недоверчиво спросила Таисия.

Она была уверена, что знает ответ.

– Анна Михайловна запретила. Сказала, что материнство – это дар Божий, что она всю жизнь горевала, что не может быть матерью. Заверила, что мы вдвоем обязательно справимся и воспитаем ребенка. И я оставила Вареньку.

– Вареньку?

– Да. Я назвала дочку в честь своей погибшей матери. Анна Михайловна была против. Она говорила, что через имя может передаваться какое-то родовое проклятие. Я ей тогда не поверила, а получается, зря.

Таисию снова объяло ужасом.

– С вашей дочкой что-то случилось?

– Пока нет. Но она болеет. Тяжело. Нужны деньги. Много. Но Анна Михайловна обещала, что мы обязательно найдем выход и вылечим Варю. И вот теперь я осталась одна.

Лиза не выдержала и горько заплакала. Павел Бурчевский, бледный, как мел, тихонько поглаживал ее по руке. Таисия решила, что молодую женщину срочно нужно отвлечь.

– Лиза, вы сказали, что знаете, почему убили Анну Михайловну.

План сработал. Лиза перестала плакать и подняла на Таисию грустные глаза. Будешь тут грустной, когда твой ребенок болеет.

– Да, знаю, – сказала она и высморкалась в салфетку. – Дело в том, что у Анны Михайловны было очень дорогое кольцо с большим изумрудом. Так вот. Оно пропало. Я думаю, что из-за него ее и убили.

* * *

Вот уже час Орлов таскался по пятам за Лурье и Таисией на экскурсии в этнографическом музее под открытым небом, посвященном быту и культуре горных марийцев. Смотреть было любопытно, а слушать скучновато, но это, может, потому, что Орлов терпеть не мог никакие экскурсии, предпочитая смотреть все своими глазами, а информацию черпать из текстов, быстро выхватывая глазом то, что интересно, и пропуская все остальное.

Про музей в Козьмодемьянске он прочитал еще с утра, между обязательным занятием в тренажерном зале и завтраком, пока ждал почему-то копавшегося Лурье. Как итог, на завтрак они пришли только в половине восьмого и не застали там Таисию. Точнее, она встретилась им на пороге, сообщила, что уже позавтракала и разузнала кое-что интересное.

С интересным пришлось подождать до удобного момента, потому что обсуждать свои сыщицкие дела в присутствии посторонних было как-то неправильно. Потом теплоход швартовался к пристани, а отдыхающие, продолжавшие круиз, смотрели, как сходят на берег те, у кого поездка заканчивалась именно здесь. Таковых оказалось немного, кроме Веры и Нины, тащившей свой чемодан и корзину со стеклянными банками, еще одна семейная пара с детьми и следователь Бекетов, у которого, как знал Орлов, в Козьмодемьянске имелись важные дела.

В половине девятого подали автобус для желающих ехать на экскурсию. Их оказалось неожиданно много, так что сидячих мест хватило не всем. Орлов был горд собой: он сумел усадить Лурье и Таисию, а сам остался стоять, нависая над их сиденьем и защищая тем самым от возможной толкотни. И вот теперь терпеливо знакомился с шестью десятками разнообразных построек и семью тысячами старинных экспонатов, которые предлагал любопытным взглядам туристов этнографический музей.

Его, пожалуй, впечатлила лишь визитная карточка музея – действующая деревянная шатровая мельница, внутри которой глазам желающих открывались специальные старинные мелющие механизмы, приводимые в движение вращающимися ветром крыльями.

– Этнографический музей построен в 1979 году, а работает с 1983 года, – увлеченно говорила экскурсовод. – Музей стал основным хранилищем памятников зодчества, предметов быта, труда и культуры земледельцев и кустарей Марийского края.

Орлов не выдержал, зевнул. Некоторое оживление у него вызвал висящий на стене список мужских и женских марийских имен. Конечно, они звучали весьма непривычно для уха столичного жителя, но на русский язык переводились так красиво, даже поэтично, что дух захватывало.

Орлов неожиданно подумал, что, будь у него дочь, он бы хотел, чтобы ее имя означало «Огненный цветок» или «Успокаивающая душу», или «Дар новой семье». Красиво! Он чуть устыдился своих глупых мыслей и воровато оглянулся, не видит ли кто. Как на грех, рядом стояла Таисия Ермолаева и смотрела на него во все глаза. Ладно, мысли она точно не читает.

– Тебе бы пошло имя Алави, – чуть усмехаясь из-за ощущения неловкости, сказал Орлов. – Папино дитя.

– А я ставлю на имя Айбика – красивая как луна. – К ним подошел Лурье. – Или еще Лайви неплохо.

– Сливки, сметана, – прочитала перевод Таисия и вопросительно глянула на академика.

– Это означает «лучшая», – галантно пояснил тот.

– Спасибо, Леонид Петрович, но думаю, что, родись я в марийской деревне, меня бы назвали Изакай. Ибо появилась я на свет именно в четверг.

От участия в интерактивной программе Орлов