– Вряд ли, – сказал Тед. – Почти со всей своей семьей она порвала связь, кроме младшей сестры. Решила, что будет воспитывать ребенка сама. В традиционную семью она никогда не верила. И была полна энтузиазма. Ждала ребенка с нетерпением, несмотря на все трудности. – Казалось, его голос вот-вот сорвется, но он продолжал: – Не могу представить, чтобы она кому-то отдала ребенка.

– Но она никому не говорила, что ждет ребенка, – сказала Элли. – Почему? Выходит, никто, кроме тебя, даже не знал, что она беременна. Я могла бы понять при встрече, но не поняла. Мне это просто не пришло в голову, а Вида ничего не сказала.

Элли вспомнила: когда они обедали в Канде, ей показалось, что Вида выглядела не совсем так, как во время прежней встречи: лицо чуть полнее, тело более округлое. Теперь ясно, что струящиеся платья, какие Вида всегда носила, были лучшей маскировкой.

– Сочувствую, Тед. Мне страшно жаль, – сказала она. – Я подвела вас обоих. Надо было ей как-то помочь.

– Перестань, Элли. Ты ни в чем не виновата, – ответил Тед. – Я должен был ввести тебя в курс дела, но обещал Виде молчать. Она хотела держать свои новости при себе как можно дольше. Она ходила к гинекологу, ей помогала акушерка. Это мне точно известно. Акушерка и прислала мне телеграмму, что ребенок родился. Сказала, что все в порядке. Вида не хотела, чтобы кто-то знал о родах заранее. Я и сам это не очень понимал, но Вида привыкла все делать по-своему. На самом деле, это был своего рода страх – почти суеверный. По Виде не скажешь, что она суеверна, но иногда такое бывало. Ее лучшая подруга в Китае умерла при родах. На Виду это очень повлияло. Наверное, в каком-то смысле… она боялась поверить, что у нее будет ребенок, пока не увидит его и не возьмет на руки. – Он вдруг запнулся, потом поправился: – Не просто ребенок. Мальчик. Малыш.

– Мы сделаем все, чтобы помочь, Тед, – сказала Элли. – Если есть способ найти ребенка, мы его найдем.

Тут она вспомнила о Гонконге. Сказать Теду, что им самим, возможно, скоро придется покинуть Японию?

– Кто мог это сделать, Элли? – продолжал Тед. – Кто мог так ненавидеть Виду, чтобы убить ее? Я не перестаю ломать над этим голову. Столько опасностей было на ее пути, но она выжила. А сейчас, в Токио, в мирное время! Наверное, это как-то связано с ее прошлым, которое не давало ей покоя, вряд ли это случайный маньяк. Она помогала китайцам во время войны, многие японцы скажут – перешла на сторону врага. Но и на другой стороне у нее были довольно опасные связи. Старые друзья-коммунисты. Они ожидали от нее лояльности, хотели, чтобы она продолжала бороться за революцию, но ее одолевали сомнения. Мы много говорили об этом перед моим отъездом. Она сказала, что насмотрелась на насилие. И больше не хочет иметь с ним ничего общего. Не знаю. Бедная Вида. Не знаю, как буду жить без нее, Элли.

– Тед. Мы тоже приняли это близко к сердцу. Жаль, что ты не здесь, мы бы тебя поддержали лично. А так нас разделяет целый мир.

– Фергюс с тобой? – спросил Тед, и Элли впервые почувствовала злость на Фергюса. Как он мог предать своего лучшего друга? Как Вида могла предать человека, чьего ребенка носила? Но Тед сказал: Вида все делала по-своему. Она всегда жила по своим правилам. Дай Бог, чтобы Тед об этом никогда не узнал. Она, конечно, ничего ему не расскажет.

– Нет, к сожалению, – ответила она как можно спокойнее. – Уехал по делам. Через пару часов вернется, хочешь, попробуй позвонить позже. Хотя у вас сейчас глубокая ночь.

– Не важно. Я все равно не смогу уснуть. Я бы вернулся самолетом в Японию завтра, чтобы самому разобраться с этим кошмаром, но я даже этого не могу сделать.

– Почему? – спросила Элли. – Прилетай. Остановишься у нас. Мы сделаем все, что потребуется, Тед.

На линии что-то снова затрещало, и слова Теда было трудно уловить.

– Не могу, – только и услышала Элли. Потом что-то насчет того, что ему «не разрешат уехать из страны», и что-то похожее на «меня вызывают к макаке».

– Что? Не расслышала, – сказала Элли.

– Меня вызвали к Маккарти, – повторил Тед. – Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности.

– Господи! – воскликнула Элли. – Это то, что Фергюс называет судом Линча Джо Маккарти? Что им от тебя нужно?

– Ну, – сказал Тед, – вообще-то Маккарти к этому прямого отношения не имеет, но это все та же история насчет «красных под кроватью». Думаю, меня хотят расспросить о моем пребывании в Кембридже. Там я водил дружбу с несколькими леваками, полными завиральных идей, вот теперь и думают, что я коммунист. Возможно, из-за моих отношений с Видой тоже… Не знаю, чего они добиваются, да меня это не сильно волнует. Скрывать мне нечего. Но из страны сейчас улететь не могу.

– Бедняга Тед. Это ужасно. Что-то серьезное? Тебя могут арестовать? Все так плохо?

Она помнила, что Фергюс и Тед говорили об этой Комиссии, но о подробностях не имела ни малейшего представления.

– Просто я…

– Что? Тед! Алло? Ты еще там?

Она прислушалась к внезапной тишине, еще несколько раз неуверенно позвала Теда. Но их разъединили. Только тогда она поняла, что даже не спросила номер его телефона.

* * *

Ужин в тот вечер был безрадостным. Вернувшись с работы, Фергюс в знак примирения принес огромный букет розовых роз, перевязанный золотой лентой. Элли, пробормотав слова благодарности, запихнула их в вазу и небрежно поставила на стол. Иногда от его прямолинейности ее бросало в дрожь.

Она знала, что Фергюс мучается угрызениями совести и жаждет мгновенного прощения. Хочет, чтобы она вышла из себя и несколько минут ругала его, а потом обняла и разрыдалась и чтобы все стало как прежде. Но она не доставит ему такого удовольствия. Ее чувства переплелись в невообразимый клубок, распутать который пока не представлялось возможным. События последней недели выпили из нее все соки. В ней ничего не осталось. Она просто смертельно устала, думать на эту тему и тем более обсуждать ее у нее не было сил, поэтому они заговорили о телефонном звонке Теда.

– Тед сказал, что это мальчик. Акушерка прислала ему телеграмму. Жаль, что он и Вида не рассказали нам о ребенке раньше. Мы могли бы помочь. Знали бы, где теперь искать ребенка.

– Он сказал, как ребенка назвали? – спросил Фергюс.

– Не знаю. Забыла спросить. Мы заговорили о Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, и тут связь прервалась. Что это значит, Фергюс? Зачем его туда вызвали?