настигнет в тот момент, когда ты уже простил себе легкомыслие, живешь в довольстве, уверенный в том, что все забылось и поросло быльем.
Ни в чем не повинная девушка, еще ребенок подвергается смертельной опасности и вынуждена сама заботиться о себе, вместо того чтобы жить в покое и достатке, пожиная прелести судьбы любимой дочери.
Перовский, догадавшись о чувствах Александра, смотрел с пониманием, молчал и думал о своем.
Он не успел доложить о смерти Куракиной и в этот момент решил, что делать этого сейчас не будет. Личность погибшей установят не сразу, и то, что погибла фрейлина императрицы, во дворце узнают лишь через пару дней. В рапорте будет указано, что виной всему – трагическая случайность, но император сразу поймет, в чем дело, а потом сделает те же выводы, что и они с Черемисиным.
Всего лишь умозаключения, требующие доказательств. Выводы, которые сделает император, чреваты чем-то более серьезным, настолько, что сейчас лучше об этом не думать.
Излагая свои доводы, Черемисин предложил уговорить государя оставить поиски преступников, обеспечив исчезновение Зинаиды таким образом, чтобы император не испытывал и тени сомнения в ее безопасности.
План они с Макаром разработали до мельчайших деталей, и ночью он обсудил его с главными участниками – Зизи и Сергеем.
Салтыков заколебался, понимая степень его опасности для девушки, но Зизи согласилась, не раздумывая. А потом сказала то же, что и ее отец:
– Я никогда не смогу жить спокойно, пока преступники не будут пойманы.
Перовский начал уговаривать не думать об этом сейчас, но девушка была непреклонна.
– Мы должны не просто обмануть их. Мы должны заманить их в ловушку.
Услышав такое, Алексей Борисович в самом деле был поражен. Откуда в юной особе такая смелость? Уж не от того ли, что росла в приюте и научилась бороться за свою жизнь? Или это кровь российских императоров взыграла?
Сценарий поимки убийц, охотящихся за девушкой, у Черемисина тоже был, но о нем было решено не сообщать никому, даже государю. Считалось, Александру важно только, чтобы девушка оказалась вне опасности.
И вот на тебе! Именно с этого Александр и начал. Теперь не свернет. Не даст себя уговорить.
Что ж. Раз отказаться от поимки преступников невозможно, остается лишь одно – привезти их трупы.
В живых мерзавцев оставлять нельзя.
Ни за что.
– Как скоро они обнаружат, где ты прячешь Зину? – обернувшись, неожиданно спросил Александр.
Алексей Борисович открыл было рот, чтобы еще раз повторить: его дочь устроена надежно. Но взглянул на государя и понял, что все слова бесполезны.
Александр прекрасно понимает, что за злодеями, преследующими девушку, стоит кто-то очень влиятельный. Но дело даже не в этом, а в том, что ненависть заказчика убийства к Зизи не имеет пределов. И прошедшие годы не притупили ее ни на йоту. Только укрепили. А это значит, что он не остановится ни перед чем и найдет Зинаиду, где бы она ни пряталась. Тем более что сейчас она в пределах досягаемости, и дело всего лишь во времени.
Тот, кто всем управляет, не отступит, пока девушка не исчезнет с лица земли.
Знай император то же, что они с Макаром, уже выяснил бы имя этого Люцифера.
«Господи, сделай так, чтобы этого никогда не случилось!» – мысленно взмолился Перовский.
– Они будут там через день, может, два, государь, – спокойно ответил Алексей Борисович. – Спрячутся неподалеку и будут ждать удобного момента для нападения.
Пристально взглянув на друга, Александр кивнул. Хорошо зная Перовского, он понял: Алексей предусмотрел все варианты развития событий и успел к ним приготовиться.
Остается надеяться на лучшее и верить своим верным друзьям.
– Приезжай сразу, как все закончится.
– Слушаюсь, государь.
Поклонившись, Перовский вышел из кабинета и остановился, раздумывая, все ли сделал так, как следовало.
До его слуха донесся жалобный звук трубы. Оставшись один, государь стал наигрывать то ли полонез, то ли народную песню. Мелодия была знакома, но взволнованный разговором Алексей Борисович никак не мог вспомнить, что за произведение.
Уже за воротами, садясь в пролетку, он вдруг подумал, что, возможно, Александр не так несведущ, как кажется.
Иначе зачем стал наигрывать арию Ленского перед дуэлью.
Господь Всемогущий, помоги нам!
Дормез
Как назло, утром поднялась такая метель, какой не случалось за всю зиму. Никто уже и не ждал ее на исходе марта, а она накатила, да с такой силой, будто собиралась повернуть весну вспять.
– Добро им в тепле сидеть, а нам, как собакам, мерзнуть, – бормотал Галантий, глубже зарываясь в прелое сено.
– Чего улегся? – толкнул его Гордей, бывший за старшего. – Твоя очередь следить.
– Да чего следить-то? Нешто кто в такую погоду нос высунет?
– Дубина! Именно в такую они и поедут. Чтоб не выследили. Вставай, сказано!
Ругаясь и кряхтя, Галантий выбрался из умятой телом лежанки и, придвинувшись к двери, стал глядеть на окна старой приземистой избы, видимой из их сарая.
Через некоторое время его сменил новый помощник, которого Гордей прозвал Хилым.
На заре к избе подкатил экипаж, запряженный четверкой лошадей. Хилый растолкал Гордея.
– Ишь, дормез подъехал. Далеко, видно, собрались, – процедил тот, натягивая поглубже на уши шапку и всматриваясь в темноту.
– Не из царской ли конюшни дормез? – сплюнув, заметил Галантий. – Глянь, кони какие сытые.
– Не, у нас вороные, да к тому же… – начал Гордей и не закончил.
Галантий толкнул его локтем. Кашлянув и покосившись на Хилого, молодчик скомандовал:
– Иди запрягай. Да подпруги получше затяни. А то, не ровен час…
Хилый пошел к лошадям, привязанным неподалеку, но так, чтобы ржания не было слышно.
– Наши-то рыжие как? Не упустим? – засомневался Галантий. – Жеребцы у них быстрые.
– Наши не хуже, к тому же у четверки возможности для маневра меньше. Глянь-ка, коренной жирен уж больно. Тянет хорошо, но скорость не та.
– Да и сам дормез тяжел, – незаметно подойдя сзади, поддакнул Хилый. – Если рысью пойдут, на повороте завалиться может.
Гордей взглянул с неудовольствием. Этот недоносок в самом деле пригодился. Без него они бы эту кралю не сыскали. Нюх у него, как у крысы. Да и удачей не обижен. Привел их к дому в аккурат накануне, как девка с провожатым уезжать собралась. Ночь всего в сарае и просидели. Им, не привыкшим, долго показалось, чуть не окочурились от холода, а плюгавому все нипочем. Знай себе рыбу соленую с хлебом трескает и снегом талым запивает. Видать, несладкая доля ему досталась, всякого хлебнул. Однако уж больно смело держится, да и разговаривает без подобострастия, словно с равными.
Ну да ладно. Закончат дело,