– Глянь, идут, – вскинулся Хилый.

Из дома вышел высокий молодец в военном плаще.

– Кавалер ейный, – скривился трусоватый Галантий. – Здоровый, гад! Ежели заметит нас да в драку полезет…

– Типун тебе на язык! – одернул его главарь и трижды сплюнул через плечо.

Возница, прибывший с экипажем, вытащил из дома небольшой сундук и, сунув его внутрь экипажа, вернулся в избу. Немного погодя вынес корзину и ковровый саквояж.

Галантию, любившему всякие модные штучки, стало завидно. Саквояжи начали входить в моду недавно, лишь года три назад, когда еврей Самуил Бехли, называвший себя швейцарским подданным, начал в Санкт-Петербурге их изготовление. С тех самых пор Галантий мечтал заиметь хоть какой-никакой саквояжик.

«Себе возьму», – решил он и повеселел.

Военный все стоял на пороге, внимательно глядя по сторонам, а когда вещи были загружены, вошел в дом и вывел закутанную в тулуп женщину.

– Она, – пискнул Хилый.

– Сам вижу, – буркнул Гордей и скомандовал:

– Как тронутся, выждем немного и за ними.

Хилый едва заметно ухмыльнулся. Тоже мне, Кутузов! И так понятно, что надо выждать.

Они тронулись следом, когда дормез отъехал добрых полверсты и скрылся в сизой утренней полумгле.

Сначала нагонять не торопилась, ждали, когда отъедут подальше от жилья. Снегу за метельную ночь насыпало немало, и потому четверка, сперва бежавшая бодро, стала застревать в снегу.

– Им бы, дуракам, сани взять, – пробормотал Гордей и махнул рукой приспешникам, чтобы ускорились.

Рыжие пустились галопом и стали быстро догонять трусивших рысью гнедых.

За лесом начиналось обширное поле, дорога через которое шла по краю обрыва, промытого иссохшим руслом реки. Поле было озимым, потому и пустили дорогу сбоку, чтоб не топтать пашню.

Зимой народу по этому пути ездило немного, торговый тракт лежал в стороне, поэтому тащить по не накатанному мокрому снегу тяжелый дормез было нелегко.

Странно, но возница все еще не замечал погони.

Когда до экипажа оставалось несколько минут ходу, Гордей, не сдержавшись от подступившего к горлу ощущения скорой победы, издал боевой клич и стегнул коня.

Их наконец заметили и попытались уйти. Привстав на облучке, разиня кучер принялся хлестать гнедых, те побежали бойчей, и расстояние между ними снова увеличилось, но всадники наддали и стали стремительно приближаться.

В пылу погони никто из них не думал об обрыве, но именно он стал для неуклюжего дормеза роковым. Дорога поворачивала вправо, на повороте экипаж занесло, и он стал валиться набок.

В последний миг лошади, рванувшись изо всех сил, сорвались и умчались в сторону, волоча оглобли и остатки упряжи. Продолжая движение, дормез покатился и с грохотом обрушился с обрыва.

Еле успев сдержать коней, преследователи подлетели к краю и остановились, глядя, как, кувыркаясь, экипаж катился по крутому склону, разбиваясь об острые каменные глыбы, торчащие на поверхности.

Хилый первым спрыгнул с коня и заглянул вниз.

Искореженный дормез лежал на боку, и никаких звуков из него не доносилось.

– Эй, Хилый, поди проверь, что там, – не спешиваясь, приказал Гордей.

– Да чо проверять! И без проверки ясно, что всмятку.

– Все одно убедиться надо. Лезь. Мы тут будем ждать.

Выругавшись, Хилый стал спускаться.

Сбитый в наледь снег, покрывший склон обрыва, не давал двигаться быстро, и мужичонка ругался, чуть не свалившись в едва заметную щель.

Добравшись до разбитого экипажа, он заглянув внутрь и снова громко выругался.

– Чего там? – крикнули сверху.

– Чего, чего, покойники, чего же еще!

– Почем знаешь, что покойники?

– Дурак, что ли? Покойника не узнать?

– А ты пощупай, может, жив кто.

– Сам щупай, коли охота, – обиделся Хилый. – У них головы, как тыквы, расколоты, и кровь везде.

– Девку проверь, – заупрямился Гордей. – Надобно убедиться.

– Ладно.

Хилый наполовину засунул себя внутрь и через некоторое время глухо крикнул:

– Дохлая!

– Тащи ее сюда! – крикнул Галантий.

– Да ты рехнулся? – взбеленился Гордей. – Куда сюда? Сразу ж ясно станет, что ее прикончили.

И махнул рукой Хилому.

– Не надо тащить! Пусть лежат, как лежали.

– Вещи ейные возьми! – не унимался Галантий. – Саквояж, главное.

– Да заткнись ты! – замахнулся на него Гордей. – Грабить не велено было. Чтобы на след не навести.

– Да кто знает про саквояж? Может, не было его.

– Тут сундук еще, – подал голос Хилый.

– Посмотри, чего в нем.

– Ерунда. Книжки всякие. Тоже брать?

– Книжки нам без надобности. Бери саквояж и вот еще что. Девку обшарь. Может, при ней вещь какая есть или платок с вышитым именем.

Хилый совсем пропал внутри и долго не показывался. Потом крикнул:

– Нет у нее ничего. Крестик только на шее.

– Золотой?

– Нет, простой. Кипарисовый вроде.

– Ладно, возьми хоть его. Может, и сгодится.

Хилый вытащил из повозки саквояж и направился к проторенному им же спуску.

– Погодь! – вдруг спохватился Гордей. – А кучер где? Куда девался?

– Да там же. Его дормезом придавило. Уже синеть начал.

– Не врешь?

– Так спустись и проверь, коли не веришь.

Спускаться у Гордея охоты не было. Да и черт с ним, с возницей. Они свое дело сделали исправно.

– Ладно, Хилый, будет с тебя. Лезь обратно.

Взвалив на спину саквояж, Хилый долго карабкался наверх, а Гордей в это время соображал, сразу его порешить или по возвращении. Решил, что здесь оставлять труп опасно, да и обратная дорога не близкая. Мало ли что.

– Ну, где крестик? – спросил он, как только Хилый оказался рядом.

Тот протянул порванную веревочку и крест.

Внимательно рассмотрев добычу, Гордей довольно хлопнул Хилого по спине.

– То, что надо! А теперь по коням и в дорогу.

Он поехал впереди, за ним с трофейным саквояжем счастливый Галантий. Хилый, покрепче завязав засаленную веревку на своем армяке, потрусил следом.

Сквозь рыхлую серость небес кое-где стало проглядывать мутное солнце.

Снова повалил снег, скрывая следы, делая чистым и белым черное и грязное.

В молчании, даже словом не перебросившись, они добрались до маленькой деревушки, в которой решили переночевать.

Трех мужиков долго никто на постой не пускал, сколь ни обещали заплатить, не скупясь. Наконец Хилый, отстранив Гордея и Галантия, постучал в крайнюю избушку, о чем-то потолковал с лядащим мужичком, открывшим дверь, и сговорился.

В избе было холодно. В ожидании, когда хозяин натопит печь, Гордей с Галантием жались в углу под иконами, но Хилый не сплоховал и тут. Пошептался с мужичком – бобылем, и тот вынес им бутыль браги.

Умение Хилого устраивать дела все больше раздражало Гордея. Когда дошло до укладывания на ночь, он приказал:

– А ты особо не укладывайся. Будешь коней стеречь. Места тут, как видно, лихие. Того и гляди безлошадными останемся.

– Креста на тебе нет! – взмолился Хилый и захныкал:

– Окочурюсь ведь