Услышав эти слова, Алексей Борисович внезапно побледнел, но мгновенно справился с собой и наклонил голову в знак согласия.

– Воля ваша, государь.

– Теперь вот что, Алексей. Злодеев уже арестовали?

– Никак нет.

– А чего тянете? Как схватите, сообщи. Сам хочу на них взглянуть и расспросить, чье приказание эти лиходеи исполняли. Душу вытрясу! Узнаю, кто их надоумил, башку тому самолично откручу. Плевать мне на его регалии! И хоть ты насчет Барятинской и Демидова все отрицаешь…

– Простите, государь, что сразу доложить не отважился, – перебил Перовский. – Мертвы оба мерзавца.

От услышанного Александр привстал на стуле.

– Да как же ты допустил?

– Мой грех, государь. Очень я хотел обоих живьем захватить и допросить честь по чести, но кара Господня их раньше настигла. На обратном пути ночевали злодеи в избе, да угорели. По случайности. Откачать не удалось.

– Угорели? И Счастливчик, стало быть, с ними?

– Его услали лошадей стеречь, а сами в доме улеглись. Поутру он пришел будить, а те уж остыли.

– Вот уж в самом деле – Счастливчик, – медленно произнес император.

Известие о смерти преступников его огорошило, ведь оно означало, что ничего не закончилось.

Рано или поздно лиходей узнает, где прячется Зинаида, и тогда…

Об этом страшно было даже думать.

Перовский, глядевший на Александра, угадал его мысли и решил, что пора изложить государю свой план.

– Зизи… извините, государь… Зинаида Семеновна…

– Изволь называть ее Зинаидой Александровной, – прервал император. – И не только в этом кабинете. Пусть у моей дочери будет если не фамилия, то хотя бы отчество родного отца.

– Слушаюсь, – наклонил голову Перовский, подумав, что в скором времени Зинаиде придется навсегда сменить не только отчество, но фамилию и даже имя.

– Так что Зинаида? – нетерпеливо спросил Александр.

За окном, где все время разговора слышался шум подъезжающих экипажей сановников и аристократов, приглашенных на обед, неожиданно раздались скрежещущий звук, женский визг и басовитая ругань.

Император и головы не повернул, с тревогой глядя на своего визави.

– Было заранее оговорено, что станет доказательством выполненного задания по устранению девушки. Зинаида сразу заявила: им может быть только одна вещь – кипарисовый крестик, оставшийся ей от матушки. Я был поражен самообладанием и умом этой юной особы. Крестик бесконечно дорог ей. Когда она приняла столь смелое решение, я чуть не заплакал, честное слово.

Перовский взглянул на государя и закончил:

– А потом подумал, что знаю человека, который поступил бы так же.

Молчание Александра длилось так долго, что Алексей Борисович начал волноваться за государя. Хваленая выдержка могла ему изменить.

Но император справился.

– Как крестик будет доставлен направившему убийц к Зине теперь, когда исполнители его воли мертвы? – ровным голосом спросил он.

– Во время, если можно так сказать, общения с убийцами Счастливчик выяснил, что доказательства гибели девушки приказано доставить по некому адресу и оставить в условленном месте. Оттуда их должен был забрать организатор сего безобразия.

– Вы доставили крестик в нужное место?

– Да, государь. И немедленно устроили засаду, однако непостижимым образом случилось так, что тайник был опустошен незаметно.

– Как это?

– Оплошность, конечно, но, возможно, все к лучшему. Коль крестик достиг адресата, то и беспокоиться не о чем. Злодей уверен: все свершилось по его воле, и теперь будет спокоен. Если бы он был пойман и предан суду, поневоле вылезли бы наружу все обстоятельства данного преступления. Того ли вы желали? Теперь тайна Зизи навеки останется нераскрытой. Это самое главное.

Опустив голову, Александр обдумывал его слова и не торопился с ответом.

Перовский ждал, чувствуя, как по спине медленно сползают капли пота.

Если все пройдет, как задумывалось, он сегодня же поставит пудовую свечку образу Казанской Божией Матери.

– Ты прав, Алексей, – наконец услышал он.

Александр встал и, подойдя, крепко обнял старинного друга.

– Благодарю за все.

– Я сделал это не только ради вас, государь, но и ради Марии.

– Уверен, она радуется на небесах.

– Не сомневаюсь. Но есть еще один повод для радости.

Алексей Борисович достал из кармана платок и, развернув, протянул императору перстень Мещерских.

– С вашего позволения я передам его Зинаиде.

Александр смотрел на перстень, как на рождественское чудо. Перовский, понимая его состояние, отвернулся, якобы для того, чтобы поправить галстук.

Возвращая дорогую вещь, Александр сказал:

– Береги пуще жизни своей.

Перовский понял, что император говорит не о перстне, и твердо ответил:

– Как только Зинаида Александровна прибудет на место и обоснуется, доложу немедленно.

– Ступай, Алексей. Мне пора.

Закрыв за собой дверь кабинета, Перовский вытер внезапно выступивший пот и решил, что свечу можно поставить и завтра, а сегодня надо выпить с Макаром горькую и порадоваться окончанию этого опаснейшего предприятия.

Весенний ветер

На обед император явился в самом добром расположении духа, как и Мария Федоровна, сияющая бриллиантами и так любимым ею жемчугом.

Вид императорской четы, радостно-спокойных в своем величии, впечатлил присутствующих настолько, что все вдруг ощутили необычайный подъем, благодаря чему обед прошел в высшей степени приятно. На десерт всем были поданы «дутые», или иначе – «воздушные» пироги со сливками, а императору отдельно – заказанный им рыбник.

Гости мило улыбались, глядя на самодержца и думая про себя, что Александр Третий больше похож на лапотного мужика, чем на российского императора, зато императрица выше всяких похвал и обеды устраивать умеет на славу.

Вечером предполагался бал, который Александр с Марией Федоровной открывали церемониальным полонезом.

В коридорах перед бальной залой уже толпились молодые лейб-гвардейцы, специально отобранные, чтобы танцевать с дамами, оставшимися без кавалеров.

Александр, приодевшийся по случаю танцев, прошел мимо них на половину Марии Федоровны. Ему хотелось явиться на бал вместе с женой, по-семейному, хотя обычно они встречались уже на месте. Минни всегда собиралась слишком долго и, по его мнению, чересчур тщательно. В это время в ее будуаре толпились заполошные фрейлины, скорее мешая, нежели помогая, стоял гвалт и вонь от обилия духов. Заглянув к ней и предупредив, что будет ждать, он прошел в маленький боковой кабинет.

Здесь также было душно. Неимоверным количеством вылитых на себя духов фрейлины умудрились, кажется, отравить воздух во всем дворце.

Александр терпеть не мог этих жеманниц. Особенно в последнее время, когда они, увидев неприязнь императора ко всему заграничному, вдруг поголовно принялись изображать из себя славянофилок. Да ладно бы только болтали о своей любви ко всему русскому – рядиться в сарафаны и кокошники принялись, желая, видимо, угодить.

Беда в том, что ему не нужна показная «русскость», ибо Александр чувствовал себя русским по-настоящему. В ранней юности он сильно переживал,