Забившись в угол и ежась от холода, княгиня после разговора с полицейским никак не могла успокоиться, перебирая в голове подробности беседы. Потрясение от услышанного и, главным образом, от того, какую неприглядную роль во всем этом играла она сама, заставило сердце учащенно биться, из глаз потекли слезы.

Через некоторое время ей стало казаться, что едут они как-то уж слишком долго.

Протерев запотевшее стекло, княгиня посмотрела в окошко кареты и не узнала знакомых очертаний Невского проспекта.

Постучав в стенку, она крикнула, чтобы остановили, но возница только прибавил, погоняя лошадей.

На повороте карету чуть было не занесло, и Куракину так отбросило назад, что она стукнулась головой. Закричав, княгиня принялась колотить в стенку.

Ответа не было. Карета уносила ее все дальше и – что самое страшное – в неизвестном направлении.

Куракина несколько раз пыталась открыть дверцу, но, прижимаемая ветром, та не поддавалась. Трясло все сильней, и от одного, особенно сильного удара княгиня потеряла сознание.

Она не увидела и не слышала, как с облучка спрыгнул возница, а карета накренилась, упала на бок и съехала с набережной прямо на лед.

Лишь в последний миг, когда под тяжестью экипажа лед треснул, лошади, брыкаясь и судорожно дергаясь, стали тянуть повозку вниз, а вода поднялась, заполняя собой карету, фрейлина пришла в себя и успела выкрикнуть имя Господа перед тем, как навеки погрузиться в кромешную ледяную тьму.

Через минуту на поверхности не осталось ничего. Только рваная черная дыра посреди кажущегося в ночи очень светлым льда.

Поутру один из проезжавших мимо заметил в полынье обломки экипажа. Заинтересовался, полез смотреть. К полудню подоспела полиция. Нырять в ледяную воду долго никто не соглашался, пока не пригнали солдатиков. Наконец, на поверхность вытащили труп женщины. Среди зевак, собравшихся вокруг, никто не обратил внимания на щуплого мужичонку в армяке, подпоясанном засаленной веревкой. Тот долго шнырял в толпе, а потом следом за двумя дюжими мужиками из зевак поплелся в ближайший трактир греться.

Там он заказал водки с соленым огурцом и уселся за соседний стол. Те двое, за которыми он увязался, говорили меж собой тихо, чтобы никому не слыхать было, но щуплый, видимо, что-то разобрал. Через некоторое время подошел вроде выпить за компанию, да так и остался сидеть с ними. Поначалу разговор едва теплился. Те двое на «присуседившегося» поглядывали с опаской и все переглядывались меж собой, но вскорости беседа стала оживать, а потом и вовсе сделалась дружеской.

Приносивший кушанья и графины с водкой половой расслышал, как один, сидевший, не снимая шапки, и то и дело натягивающий ее на уши, сказал с усмешкой:

– Да уж больно ты плюгавый для серьезных дел! Глянь, Галантий!

– Так это ж для дела лучше нету! – не обидевшись, отвечал тот, что в армяке. – Я в любую щель пролезу, в толпе прокручусь незамеченным, из любой заварушки за спинами уйду.

– Уж не за нашими ли спинами уходить собрался? – осклабился Галантий, рыхлый, но самый здоровый из всех.

– Тю! Да я и вас с собой прихвачу, ежели горяченьким запахнет. Вот увидите: плюгавые, они самые удачливые. А я, можно сказать, вообще счастливчик. Сколь ни били, ни хватали, а все жив! Возьми, Гордей, не пожалеешь!

Из трактира они ушли втроем.

Бегство

Хоть Зизи и ждала, но когда раздался тихий стук, вздрогнула. У самой двери она помедлила, не решаясь открыть замок.

– Я это, Силантий, – послышалось снаружи.

Зизи открыла и вгляделась в лицо говорившего. Точно, Силантий. С такой бородой не ошибешься. Широкая, лопатой и торчит в разные стороны.

– Пошли.

Переняв у нее узелок с вещами, Силантий двинулся в обратную от выхода сторону.

– Куда мы? – испугалась Зизи.

– Не боись, выйдем другим путем. Мало ли чего, – шепотом ответил Силантий, оглядываясь.

Все еще не доверяя провожатому, Зизи тем не менее двинулась за ним.

Ничего другого все равно не оставалось.

Хитрыми ходами, о существовании которых девушка и не подозревала, истопник вывел ее к двери наружу и подтолкнул в спину.

– Поспешай. Ждут уже.

Прямо у входа стояла, фыркая, чалая лошадь, запряженная в видавшую виды кибитку.

Раньше в городе она таких и не видала.

Перекрестившись, Зизи запрыгнула внутрь, чалая вздрогнула и взяла было шагом.

– Ну, пошла! – крикнул тот, кто сидел на облучке.

Лошадь рванула так, что Зизи повалилась на что-то мягкое и вскрикнула.

– Не бойся, это я, – раздался знакомый голос, и она затихла, не веря своим ушам.

Нежные губы нашли в темноте ее лицо, и поцелуй окончательно вернул к жизни.

– Сергей, – прошептала Зизи, вглядываясь в любимые глаза.

Всегда такие черные, сегодня они, наоборот, казались яркими и светлыми.

– Все хорошо.

Она почувствовала, что он улыбается, и улыбнулась в ответ.

Он накрыл их обоих огромным, пропахшим овчиной тулупом и прижал к себе.

– Авось не замерзнем.

Через несколько часов кибитка остановилась у маленького домика на окраине какого-то селения.

Кучер соскочил и постучал в дверь. Она открылась, и на пороге появился, вглядываясь в темноту, Перовский.

– Заходите быстрей.

Сергей с Зизи вошли и затопали, сбивая снег с обуви.

В убогой до невозможности деревенской избе было жарко натоплено и пахло свежевыпеченным хлебом. Зизи, ничего не знавшая о деревенской жизни, смотрела во все глаза. Выходит, она в чернавках жила еще неплохо. Как сыр в масле каталась, можно сказать.

Из-за занавески вышла сморщенная старушка, неся прихваченный тряпкой чугунок с дымящейся картошкой. Все почувствовали, что голодны. Перовский, обняв Сергея, что-то шепнул ему на ухо. Тот ответил, успокаивающе положив Алексею Борисовичу руку на плечо.

Зизи сняла верхнюю одежду и вышла на свет. Алексей Борисович, впервые увидевший ее, оторопело замер, не сводя с девушки глаз.

– О боже! – наконец выдохнул он. – В это невозможно поверить! Какое сходство! Вы – словно ожившая Мария Мещерская!

И, подойдя, поцеловал ей руку. Зизи смутилась.

– Я был другом вашей матушки много лет, – со слезами на глазах вымолвил Перовский. – Теперь она словно опять с нами.

Кучер, оказавшийся дюжим молодцем в полицейской форме, топтался у входа, поглядывая на чугунок, но сесть первым не решался.

Та же старушка вынесла самовар, а за ним – несколько ржаных караваев на полотенце.

Тут уж терпение полицейского лопнуло.

– Отведать хоть можно? – пробасил он, умоляюще глядя на начальника.

– Да все уж садитесь, – пропищала хозяйка дома. – Стынет.

Перовский вскорости уехал. Сергей вышел проводить, а, вернувшись, застал Зизи спящей на лавке. Бабка заботливо укрыла ее зипуном, перекрестила, вздохнув, и полезла, кряхтя, на печь.

Сергей вышел, захватив тулуп. Спать ему в эту ночь