– Я не понимаю, – сказал Хэтч, – каким образом конфеты, даже если они были отравлены, поскольку именно на эту возможность вы намекаете, или гипнотизер могли иметь какое-то отношение к исчезновению мисс Уоллэк. Ведь ни яд, ни гипноз не сделали бы ее невидимой.

– Само собой, вы не понимаете! – воскликнул Мыслящая Машина. – В противном случае не пришли бы ко мне. Когда все произошло?

– Вечером в субботу, как я уже говорил, – ответил репортер немного спокойнее. – Именно тогда заканчивался контракт мисс Уоллэк в Спрингфилде. Она должна была появиться здесь, в Бостоне, сегодня вечером.

– Когда она исчезла… в какое время, я имею в виду?

– По данным режиссера, занавес перед началом третьего акта подняли в девять сорок один, а разговаривал он с ней, скажем, за минуту до этого, то есть в девять сорок. Действие пьесы в третьем акте до ее появления длится шесть минут, следовательно…

– Ровно за семь минут женщина, весящая более ста тридцати фунтов, не одетая для улицы, исчезла из своей гримерки, – перебил репортера ученый. – Сейчас понедельник, девятнадцать минут четвертого пополудни. Я думаю, мы сумеем раскрыть это преступление за несколько часов.

– Преступление? – взволнованно повторил Хэтч. – По вашему мнению, здесь речь идет о нем?

Профессор Ван Дузен проигнорировал его вопрос. Вместо этого он поднялся, заложил руки за спину и, глядя в пол, принялся мерить гостиную шагами, сначала в одну, потом в другую сторону. Проделав так раз шесть, ученый остановился и повернулся лицом к репортеру, который стоял и терпеливо ждал продолжения.

– Труппа мисс Уоллэк, я полагаю, вместе с багажом сейчас уже в Бостоне, – сказал профессор. – Встретьтесь со всеми ее мужчинами, поговорите с ними и обратите особое внимание на их глаза. Не пропустите ни одного из них, каким бы Божьим агнцем он ни выглядел. А также выясните, что стало с коробкой шоколадных конфет, оставшейся в ее гримерке, и, если возможно, проверьте, все ли они на месте. Затем расскажете мне, что вам удалось выяснить. Жизнь мисс Уоллэк, возможно, зависит от нашей оперативности и точности.

Хэтч по-настоящему испугался.

– Как… – начал он.

– Сейчас не до разговоров… Поторопитесь! – оборвал его Мыслящая Машина. – Я хочу, чтобы кеб ждал здесь, когда вы вернетесь. Нам придется поехать в Спрингфилд.

Репортер поспешил выполнить распоряжения ученого, хотя не очень их понимал. Изучение чужих глаз было не по его части, но он все равно подчинился. Через полтора часа Хэтч вернулся, и Мыслящая Машина бесцеремонно втолкнул его в ожидавший кеб, который тут же помчался в сторону Южного вокзала, где оба путешественника в последний момент запрыгнули в поезд, направлявшийся в Спрингфилд.

Как только они заняли свои места, ученый повернулся к Хэтчу, которому не терпелось поделиться добытой информацией.

– Ну? – спросил профессор.

– Я кое-что выяснил, – с воодушевлением начал репортер. – Во-первых, главный поклонник мисс Уоллэк, актер Лэнгтон Мейсон, который влюблен в нее уже три года, купил лежавшие у нее на столе конфеты в магазине Шуйлера в Спрингфилде, в субботу вечером, перед тем как пришел в театр. Он сам рассказал мне. Довольно неохотно, но я… я заставил его признаться в этом.

– Ага! – воскликнул Мыслящая Машина. – И как много из них отсутствовало в коробке?

– Только три, – объяснил Хэтч. – Вещи мисс Уоллэк упаковали во второй ее чемодан, который стоял открытый в гримерке, и конфеты вместе с ними. Я заставил антрепренера…

– Да, да, да, – перебил его Мыслящая Машина нетерпеливо. – Какие глаза у Мейсона? Какого цвета?

– Голубые, честные, я бы сказал, в них совсем нет ничего необычного, – ответил репортер.

– А у других?

– Я толком не понял, что вы имели в виду относительно изучения их глаз, поэтому раздобыл комплект фотографий. Возможно, они помогут.

– Прекрасно! Прекрасно! – прокомментировал его последнее сообщение Мыслящая Машина. Он принялся тасовать переданные ему снимки и время от времени останавливался, чтобы изучить какой-то из них или прочитать напечатанное под ним имя.

– Это и есть ее главный поклонник? – спросил наконец ученый и протянул одну фотографию Хэтчу.

– Да, – ответил тот.

Больше за всю дорогу профессор Ван Дузен не проронил ни слова. Поезд прибыл в Спрингфилд в девятнадцать двадцать, и Хэтч молча проследовал за ученым в кеб.

– Кондитерская Шуйлера, – скомандовал Мыслящая Машина. – Побыстрее!

Кеб сразу же сорвался с места и десять минут спустя остановился перед ярко освещенным магазином. Мыслящая Машина поспешил внутрь и направился к прилавку с шоколадом.

– Будьте любезны, скажите, вы, случайно, не помните этого мужчину? – спросил он стоявшую за ним девушку и показал ей фотографию Мейсона.

– О да, я помню его, – ответила она. – Это актер.

– Он купил у вас маленькую коробку шоколадных конфет в субботу, ближе к вечеру? – продолжал задавать вопросы профессор.

– Да, я запомнила это, поскольку он, похоже, сильно спешил. По-моему, он сказал, что торопится в театр упаковывать вещи.

– А теперь взгляните еще. Вы не помните, этот мужчина тоже когда-либо покупал здесь шоколадные конфеты? – спросил ученый, достав другую фотографию и протянув ее девушке. Она изучала ее какое-то время, а Хэтч, вытянув шею, пытался увидеть, кто был запечатлен на ней.

– Я не помню, чтобы этот человек бывал здесь, – ответила наконец девица.

Мыслящая Машина внезапно развернулся и бросился в сторону телефонной будки. Он оставался в ней в течение пяти минут, затем вышел и сразу же поспешил к кебу. Хэтч последовал за ним.

– Городская больница! – приказал он.

Кеб снова отправился в путь, и Хэтч молча сидел всю дорогу, не зная, о чем говорить. Мыслящая Машина явно следовал какому-то неизвестному ему плану. События развивались быстро и непредсказуемо, складываясь, словно картинки в калейдоскопе. Это впечатление усилилось, когда репортер вместе с Мыслящей Машиной оказался перед городской больницей и стал немым участником разговора ученого с ее главврачом – доктором Карлтоном.

– Мисс Гертруда Мэннинг находится здесь? – был первый вопрос профессора.

– Да, – ответил главврач. – Ее доставили в субботу вечером в связи с…

– Отравлением стрихнином, да, я в курсе, – перебил его Мыслящая Машина. – Ее подобрали на улице, вероятно. Я сам врач. Если она чувствует себя достаточно хорошо, я хотел бы задать ей пару вопросов.

Доктор Карлтон согласился, и профессора Ван Дузена, за которым по-прежнему неотступно следовал Хэтч, провели в палату, где лежала бледная и слабая служанка мисс Уоллэк. Мыслящая Машина поднял руку девушки, и его тонкие пальцы в течение минуты щупали ее пульс. Потом он кивнул, явно удовлетворенный результатом.

– Мисс Мэннинг, вы в состоянии понимать меня? – спросил он.

Она еле заметно кивнула.

– Как много конфет вы съели из коробки мисс Уоллэк?

– Две, – ответила