заключил ее в объятия и поцеловал.
Проблема гримерки «А»
Странная, необъяснимая цепь обстоятельств, связанная с таинственным исчезновением знаменитой актрисы Ирен Уоллэк из ее грим-уборной в театре Спрингфилда, стала первой проблемой, не носившей чисто научного характера, которую предложили решить Мыслящей Машине. Театральная дива исчезла во время спектакля, когда не стих еще шум бурных аплодисментов в ее честь. Помочь с этим случаем профессора попросил репортер Хатчинсон Хэтч.
– Но я ведь ученый, логик, – запротестовал Мыслящая Машина. – И мне ничего не известно о преступлениях.
– Никто не знает, имело ли оно там место, – поспешил заверить его репортер. – Но есть что-то сверхъестественное в этом событии. Женщина исчезла, словно растворилась в воздухе, почти на глазах у своих друзей. Полиция ничего не может сделать. Такая задача не для их мозгов.
Профессор Ван Дузен жестом предложил корреспонденту сесть и сам опустился в огромное кресло, где его тщедушное тело выглядело еще более детским, чем оно было на самом деле.
– Расскажите мне все, что знаете об этом случае, – буркнул он. – Абсолютно все.
Его огромная, увенчанная соломенно-желтой копной волос голова покоилась на спинке кресла, голубые глаза таращились куда-то вверх, а кончики тонких пальцев обеих рук были прижаты друг к другу. Мыслящая Машина пребывал в благодушном настроении. Хэтч ликовал. Он почти не надеялся, что ему удастся вызвать интерес этого человека к делу, выглядевшему одновременно и крайне странным, и совершенно непонятным.
– Мисс Уоллэк, тридцати лет, настоящая красавица, – начал репортер. – Как актрисе ей удалось добиться широкого признания не только в нашей стране, но и в Англии. Вы, возможно, что-то читали о ней в газетах…
– Я никогда их не читаю, – резко перебил его собеседник. – Продолжайте.
– Она не замужем и, насколько известно, в ближайшее время не планировала ничего менять в этом отношении, – подвел итог Хэтч, с любопытством посматривая на худое лицо ученого. – Я полагаю, у нее имелись поклонники – их хватает у большинства красивых театральных див, но она одна из тех, на чьей репутации нет ни единого пятнышка и кому вроде бы нечего было скрывать. Я рассказываю это, поскольку такие вещи могут повлиять на ваши выводы относительно возможной причины ее исчезновения.
Что же касается самих обстоятельств этого события, то дело было так: мисс Уоллэк играла в пьесах Шекспира. На прошлой неделе она гастролировала в Спрингфилде и в субботу вечером вышла на сцену в роли Розалинды в спектакле «Как вам это понравится», завершавшем ее пребывание там. Зал был полон. Она отлично отыграла два первых акта, несмотря на сильную головную боль, приступы которой у нее случались порой, и после второго действия вернулась в свою гримерку. А перед самым началом третьего акта режиссер позвал ее через дверь. Она ответила, что уже выходит. И у него не возникло даже тени сомнения, что это был ее голос.
В третьем акте Розалинда появляется на сцене только на шестой минуте после подъема занавеса. Когда пришло время реплики мисс Уоллэк, ее на месте не оказалось. Режиссер поспешил к двери гримерки и позвал ее снова. Никто ни ответил. Тогда, боясь, что актриса потеряла сознание, он вошел. Внутри ее не оказалось. Срочно предпринятый поиск не дал результатов, и в конце концов режиссеру пришлось выйти к публике и объявить, что спектакль не может быть продолжен в связи с внезапной болезнью звезды.
После того, как занавес опустили, поиски возобновили. Ни один темный угол не остался не проверенным. Вахтер Уильям Миган божился, что никто не выходил из театра. Он и полисмен стояли у служебного входа, разговаривая по меньшей мере двадцать минут. То есть мисс Уоллэк точно не могла выйти через эти двери. Покинуть закулисную часть театра она могла только через сцену. Но, конечно, актриса не воспользовалась бы таким путем. Никаких ее следов обнаружить не удалось, и осталось неясным, куда она подевалась.
– Окна? – спросил Мыслящая Машина.
– Сцена находится ниже уровня улицы, – объяснил Хэтч. – Окно ее гримерки, грим-уборной «А», маленькое и снабжено железной решеткой. Оно открывается в вентиляционную шахту, уходящую вверх на десять футов и закрытую железной сеткой, вмонтированной прямо в гранит. Другие имеющиеся за кулисами окна тоже зарешечены и расположены довольно высоко. Мисс Уоллэк не смогла бы подобраться ни к одному из них так, чтобы ее не заметили коллеги или рабочие сцены.
– Под сценой? – поинтересовался ученый.
– Ничего. Только большой зацементированный подвал, который оказался пустым. Его, конечно, обыскали, поскольку существовала вероятность, что мисс Уоллэк, лишившись на время рассудка, могла там заблудиться. Ее искали и на колосниках. Это галереи над сценой, где располагаются рабочие, которые занимаются занавесом, – продолжил репортер.
Когда он замолчал, повисла пауза.
Мыслящая Машина переплел пальцы и по-прежнему таращился вверх. Наконец он нарушил тишину.
– Как мисс Уоллэк была одета, когда исчезла? – спросил он.
– В камзол и чулки… то есть рейтузы, – ответил корреспондент. – Она обычно одета так со второго акта и практически до конца пьесы.
– Ее уличная одежда осталась в гримерке?
– Да, она была разложена на закрытом чемодане с костюмами. Все выглядело так, словно она покинула комнату, чтобы выйти на сцену, везде полный порядок, на гримерном столике открытая коробка с шоколадными конфетами.
– Никаких следов борьбы, и никто ничего не слышал?
– Нет.
– Никаких следов крови?
– Нет.
– Служанка? Она у нее была?
– Ну да. Я забыл рассказать, что ее служанка, Гертруда Мэннинг, ушла домой сразу же после первого акта. Она внезапно заболела, и ее отпустили.
Мыслящая Машина впервые перевел взгляд своих прищуренных глаз на репортера.
– Заболела? – повторил он. – Что, собственно, с ней произошло?
– Этого я не могу сказать, – ответил репортер.
– А где она сейчас?
– Я не знаю. Все забыли о ней в суматохе из-за мисс Уоллэк.
– Что это были за конфеты?
– К сожалению, этого я тоже не знаю.
– Где их купили?
Репортер пожал плечами.
Мыслящая Машина задавал свои вопросы резко и агрессивно, не спуская глаз с Хэтча, который почувствовал себя довольно неуютно.
– А где эти конфеты сейчас? – поинтересовался ученый.
Хэтч опять пожал плечами.
– Сколько весит мисс Уоллэк?
Репортер попытался прикинуть. Он видел ее раз шесть, не больше.
– Между ста тридцатью и ста сорока фунтами, – предположил он.
– В этой труппе, случайно, нет гипнотизера?
– Я не знаю, – ответил Хэтч.
Мыслящая Машина взмахнул худыми руками, явно демонстрируя свое раздражение.
– Довольно абсурдно, мистер Хэтч, – заявил он, – приходить ко мне со столь скудной информацией и спрашивать моего совета. Будь у вас на руках все факты, возможно, я сумел бы что-то сделать, но это…
Репортер рассердился. Коллеги считали его умным