– Доброй ночи, фрау Экхарт. И простите за беспокойство.

– Доброй ночи.

Я успел сделать всего пару шагов, когда она меня окликнула, заставив повернуться.

– Да?

– Вы назвались журналистом. Вам известно, сколько некогда составлял размер штрафа за изнасилование немки?

– Штрафа? В каком смысле?

– Да, изнасилование каралось лишь штрафом, если только не было отягчающих обстоятельств.

– Я не знал.

– Штрафом в шестьдесят восемь долларов. Месячная зарплата джи-ай[5], как мне сказали. Спокойной ночи. И благодарю за сигареты.

2

Ранним утром меня разбудил громкий стук в дверь. Я выбрался из постели, накинул поверх пижамы пальто и взялся за ручку – она казалась липкой и холодной, как и все, к чему я прикасался в этом городе.

Вошел капитан Боб Гарднер и положил на столик в кухоньке объемистый бумажный пакет. Капитан со школьной скамьи приятельствовал с моим редактором в Чикаго, который попросил помочь мне с журналистским удостоверением и ввести в курс дел.

– Доброе утро, – поздоровался я, взглянув на часы: они показывали без двадцати девять.

– Вообще-то, не такое уж и доброе, – буркнул Гарднер, выуживая из пакета газету. – Прочтите-ка, а я сварганю завтрак. – Он постучал пальцем по одной из заметок. – Кстати, в следующий раз не забудьте улыбнуться в камеру.

Пока мой гость возился на кухне, я открыл окно и, присев на край кровати, прочитал статью из «Немецкой народной газеты», которая издавалась в советском секторе и служила официальным рупором поддерживаемой СССР Социалистической единой партии Германии.

– Насколько все плохо? – поинтересовался я, закуривая предпоследнюю сигарету в пачке.

– Довольно плохо, – ответил Гарднер, разливая в кружки кофе из термоса. – А теперь давайте перекусим.

Я выпил кофе и докурил сигарету, после чего мы молча жевали под аккомпанемент скрежета баков, которые мусорщики тащили по улице.

В материале сообщалось, что накануне вечером была изнасилована и убита неизвестная девушка, скорее всего немка. Предположительно, преступление совершил американский патруль. Далее называли мое имя и заявляли, будто, случайно наткнувшись на тело, я обратился за помощью к советским солдатам, якобы из опасения, что американские власти постараются скрыть убийство, как поступали в других схожих случаях. К сожалению, доблестные советские блюстители закона прибыли на место преступления слишком поздно и злоумышленники успели спрятать труп.

Гарднер оглядел мое пристанище неодобрительным взглядом. Смуглый, с глубоко посаженными темными глазами и зачесанными назад черными волосами он больше походил на военного из голливудских фильмов, чем из настоящей жизни.

– Все никак в толк не возьму, почему вы решили поселиться в этой дыре, – проговорил он. – Можно подумать, скрестили мышеловку с обувной коробкой, и теперь вы живете в жутком плоде их противоестественного союза.

– Когда я выбирал жилье, то собирался остаться всего на несколько дней. Я и не догадывался, что Белфорд решит поиграть со мной в кошки-мышки и мне придется гоняться за ним по всему городу.

– Будь я знаком с этим типом, сказал бы ему пару ласковых. – Гарднер зевнул. – Не поведаете о произошедшем вчера? Поверить не могу, что вы стали гвоздем программы в пропагандистском тексте из коммунистической газетенки. Мало того, что вас угораздило найти труп, так в довершение всего вы еще и связались с русскими, которые, на ваш взгляд, заслуживают больше доверия в расследовании этого дела, чем мы.

– Я нашел труп, тут они не солгали, чего не скажешь об остальном.

– Ладно, выкладывайте.

Я сообщил, как наткнулся на мертвую девушку, как забрел в советский сектор, как меня задержал патруль и как наконец под дулом автомата я привел русских на место преступления в Кройцберг, где обнаружил, что за время моего отсутствия труп успел пропасть. Услышав фамилию офицера, Гарднер меня прервал:

– Вы сказали Тищенко? Бойко Тищенко?

– Все верно. Он настаивал, чтобы я его запомнил.

– Он работает на Котикова и Тюльпанова. Первый – начальник Советского информационного бюро, а второй – его правая рука. Вы угодили прямо в яму со змеями.

Я закурил последнюю сигарету и скомкал пустую пачку.

– Тюльпанов умен и очень образован, – продолжал Гарднер. – В прошлом году ему поручили возродить местную культурную жизнь, чтобы сложилось впечатление, будто советские солдаты способны на нечто более духовное, чем грабежи и изнасилования. Под его руководством возобновились концерты труппы Государственной оперы и других театров, Тюльпанов организовал гастроли Большого в Берлине. Также основал Дом культуры, который, несмотря на название, не что иное, как логово русских шпионов и их немецких информаторов.

– Все это не имеет ко мне никакого отношения, – заметил я. – Я здесь только ради интервью с Белфордом, помните?

– Ну, вы теперь в самой гуще событий, хотите того или нет. Убийство уже пытаются повесить на нас, хотя никто даже не знает наверняка, было ли убийство, а значит, поползут всевозможные слухи.

– Убийство было. Я знаю наверняка. Когда я ушел из дома, убийца вернулся и спрятал труп.

– Не важно. Русские сейчас на нас зуб точат.

– Почему?

– Потому что они проиграли выборы в Берлине и теперь ищут козла отпущения.

– Понятно. Кстати, мне нужно купить сигарет. Не окажете услугу?

– В пакете есть две пачки «Лаки страйк». А еще кофе, шоколад, сыр, мыло и бритвы.

– Спасибо.

– На здоровье. Наши хотели посадить вас на ближайший поезд до Гамбурга, а затем – на пароход домой. И ваше немецкое происхождение делу не помогает, если вы понимаете, о чем я. Но я их убедил, что такими действиями мы только добавим масла в огонь, создавая впечатление, будто заметаем следы.

– Мне все равно, чего они хотят. Я иду в полицию.

– Зачем?

– Затем, что убили человека. В нашем секторе, между прочим.

– Не стоит спешить. Советы повязали начальника берлинской полиции, Маркграфа, так крепко, что он даже бровью пошевелить не может.

– Как?

Гарднер допил кофе и поставил кружку на стол.

– Учитывая обстоятельства, в этой стране у всех есть темное прошлое, и будущее каждого зависит от того, кто судьи и закроют ли они глаза на те или иные прегрешения. Сразу после взятия Берлина Советы целых три месяца заправляли городом в одиночку. К тому времени как сюда добрались мы, они уже поставили своих марионеток почти на все ключевые посты. Возьмем, к примеру, Маркграфа: прежде он не имел никакого отношения к полиции, был пехотинцем, на Восточном фронте его ранили и взяли в плен. За два года лагеря для военнопленных он стал коммунистом. Полиция пляшет под дудку Советов, а слова «изнасилование и убийство немки в американском секторе» – это музыка для их ушей.

– Я попытаюсь найти честного полицейского, готового провести беспристрастное расследование.

– С таким же успехом можете