дерьмо.
– Я хочу, чтобы вы все ушли, – сказала Мэри.
Я посмотрел на нее. Потом на типа в майке. Только это был уже не тип в майке. Это был Джо с кастетом. Я вспомнил Келли, Рейчел и всех других женщин, которые пострадали или погибли из-за меня. Из-за того, что я сделал и чего я не сделал. Пузан еще что-то говорил, но я не слышал. В груди огонь, в кулаках камни. В несколько быстрых шагов я сократил расстояние между нами и засадил ему прямо в брюхо. Он выронил пиво и отшатнулся. Врезался в музыкальный автомат. Машина заскрежетала и выдала «Gimme Shelter».
Краем глаза я уловил движение слева. Джимми надвигался на меня с бильярдным кием наперевес. Сразу за гитарным вступлением заголосил Мик Джаггер. Пузан ожил и бросился на меня.
Мы пролетели через зал. Мне удалось каким-то образом развернуть его, и мы врезались в привинченные к полу табуреты. Я устоял, он грохнулся на пол. Джимми взмахнул кием, но я успел пригнуться, и кий переломился пополам, ударившись о стойку. Посыпалось стекло. Мэри закричала, а Мик в это время все боялся, что не переживет потоп. Я схватил бутылку с пивом, размахнулся и каким-то чудом угодил ею Джимми в физиономию. Он взвыл и отшатнулся. Я прыгнул на него и нанес пару ударов. Брызнула кровь, что-то отчетливо хрустнуло. Я оттолкнул его – он налетел на дверь и вывалился на вечерний холод.
Тут толстяк обхватил меня пухлыми мясистыми руками. Сдавил шею, вцепился в грудь. Я сопротивлялся, но он был слишком силен. Закинув назад руку, я попал ему в скулу и попытался достать до глаз. Он с воплем швырнул меня через весь зал на маленький столик. Треск… щепки…
Я перекатился на спину и увидел, как он наклоняется, чтобы схватить меня за рубашку. Удары посыпались сверху. Мой затылок отскочил от пола, будто мяч.
Из-за стойки долетел знакомый звук – сухой треск загоняемого в патронник патрона.
Пузан замер. Я моргнул и увидел в другом конце комнаты Мэри с помповым ружьем в руках.
– Ты, – отчеканила она, – наставляя на него оружие. – Вон отсюда. Живо.
* * *
Потом я сидел в баре с бокалом виски и влажной тряпкой на лбу. Мэри собрала то, что осталось от стола, я подмел осколки. В затылке глухо стучало, на рубашке темнели пятна чьей-то крови. Похоже, это стало входить у меня в привычку.
– Извини за беспорядок, – сказал я.
Мэри вытряхнула мусор из совка и пристально взглянула на меня. Наверно, она все еще сердилась.
Я попытался объяснить.
– Я только хотел…
– Знаю.
– Я возмещу ущерб.
– Конечно, ты ведь можешь это себе позволить.
Я выдавил робкую, неуверенную улыбку. В джук-боксе заиграл «Fleetwood Mac» – мои любимцы. Мягкий ритм, медленный и ровный.
Мэри улыбнулась, и мне сразу стало как-то полегче.
– Насчет того, о чем мы говорили…
Она покачала головой.
– Забудь. Мне не стоило и начинать.
– Что ты здесь делаешь? – спросил я.
– Я здесь работаю.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Знаю.
Она уклонялась от ответа уже во второй раз. Не хотела отвечать, и меня это устраивало. Каждому из нас хватало собственных проблем.
Мэри выпрямилась и потянулась, хрустнув спиной. Потом бросила совок под стойку, вытерла руки и какое-то время просто стояла, опершись на щетку. Смахнула со лба темные пряди.
– Уже поздно, – сказал я. – Подвезти тебя домой?
Она посмотрела на меня странным взглядом:
– А тебе разве можно за руль?
– Эй, я ведь так и не выпил то пиво.
Мэри рассмеялась и отставила щетку.
– Ты ужинал?
– Вообще-то нет.
– Любишь китайскую кухню?
– Конечно, люблю.
– Ты отвезешь меня домой, а я позволю тебе заплатить за еду навынос.
– Значит, за стол я рассчитался?
Она усмехнулась.
– Даже близко нет.
Глава 18
Мэри жила неподалеку, так что поездка заняла всего пару минут. Мы не разговаривали, но никакой неловкости в нашем молчании не было.
– Вот тут я и живу, – сказала она, когда мы подъехали к многоквартирному дому, убогому кирпичному строению, изрядно потемневшему от времени и грязному. Было еще не поздно, но свет горел лишь в нескольких окнах. На тротуаре валялись белые мешки с мусором. Один из них лопнул, рассыпав содержимое по ступенькам.
– Многого не жди. – Мэри смущенно рассмеялась.
– Тут в любом случае лучше, чем у меня дома, – успокоил я ее.
Через узкую прихожую мы прошли в гостиную. По пути Мэри включила пару ламп. Нас окутал мягкий свет. Я стоял у большого окна, выходящего на задний двор, но видел только отражение: себя, Мэри и остальную часть ее гостиной. Окно было словно барьером. Свет лампы защищал нас от снега. От темноты, от холода, от всего, что таилось в ночи. Я вспомнил Брайана Акермана и его окно с видом на реку. Смотрит ли он в него сейчас, как и я? Как он сказал? То, что мы сделали. Что ты сделал, Брайан? Что вы с Джо сделали много лет назад?
– Все в порядке?
Мэри стояла позади меня. Я присмотрелся и увидел ее в окне.
– Извини. Долгий день.
Она протянула мне два меню.
– Есть пожелания?
– Что угодно, лишь бы было вкусно.
– Не уверена, что назвала бы что-то из этого вкусным.
– Что ж это за город, где даже китайская кухня плохая. Знаешь, с тех пор, как я здесь, ничего другого и не ем.
– Раньше в Ист-Сайде была довольно приличная пиццерия, – сказала Мэри, – пока кто-то не бросил им в витрину пару бутылок с зажигательной смесью.
– И почему меня это не удивляет?
Мэри улыбнулась и взяла меню.
– Я сейчас вернусь.
Она ушла делать заказ по телефону. Я обвел взглядом помещение. Искал то, чего, возможно, не заметили бы другие. Взгляд детектива; привычка, от которой трудно избавиться. На стенах висели картины. В основном гравюры в рамках. Абстрактные вещи. Я видел в них только мазки, оставленные кистью. Мне это было непонятно. Всегда. Современное искусство мне недоступно. Вот Рейчел в нем разбиралась. В искусстве. В природе. Она была культурной девушкой, я же до встречи с ней не переступал порог галереи. Сначала она водила меня по ним. И по музеям тоже. Ставила перед статуями, фотографиями и чудными скульптурами, сваренными из кусков металла. Спрашивала, что я вижу. Что, по-моему, это значит. Скрытые смыслы и все такое прочее. Послушай, говорил я ей, я парень простой. Вижу то, что вижу, и только. Символизм – это не для меня.
Только теперь я уже не так уверен. Может, я неправильно понимал. Может, она все-таки разглядела во мне что-то, что я пытался сохранить в тайне. Пустоту, полную секретов. Возможно, она думала, мне просто нужно открыться, обнажить душу. Да, во мне есть глубина. Есть то самое пустое пространство. Вот только меня самого пугает то, чем оно заполнено.
А потом – слушайте внимательно – эта мысль вспыхивает и пробивается по запутанным туннелям моего мозга, и я думаю: а что, если Рейчел действительно заглянула мне в душу? Что, если я открылся? Хотите знать, что не дает мне спать?
Мысль о том, что Рейчел, увидев, что на самом деле у меня внутри, не вынесла правды и попросту сошла с ума.
На кухне что-то загремело, и я вернулся в реальность. Оторвался от картин и прошелся по комнате. Ни одной фотографии – ни Мэри, ни чьей-либо еще. На кофейном столике цветы, но не из тех, что принято считать романтичными. Да, вроде бы уютно, но как-то пресно. Жизнь напрокат. Жизнь