— Да, конечно, Поль. Только дайте мне немного времени, чтобы я мог найти ее и предупредить о вашем звонке. Я не знаю, где она сейчас, вдруг на дежурстве? Я позвоню вам, как только с ней переговорю.

— Спасибо. У меня дома телефон плохо берет, если я не получится дозвониться, пришлите, пожалуйста, записку.

— Хорошо, постараюсь не забыть. У меня сегодня в голове такая путаница! Несчастный Жан-Франсуа! Никак не могу прийти в себя! Я думаю, на него подействовала эта эпидемия. Это — такой кошмар, Поль! Многие сейчас впадают в депрессию. Я пытаюсь ободрять людей, но… Представляете, умерших не разрешают отпевать! Ни церковных служб, ни прощания — ничего! Немедленная кремация! Прихожане, верные католики, в шоке! Вы только представьте, Поль, быть похороненным без отпевания! Я уже говорил с епископом, просил что-то предпринять, но что он может? Он обращался к властям и получил отказ! Ему ответили, что все собрания возобновятся только после снятия карантина…

— Извините, Пьер, но мне нужно срочно вернуться домой.

— Да, да, Поль, простите, — спохватился дьякон. — Я обязательно позвоню вам.

***

В четверг Чевелихин позвонил Водяновой после обеда и сказал, что необходимо повидаться и кое-что обсудить. Они встретились в баре отеля через полчаса; Водянова спустилась, в волнении и нетерпении. Они сели за дальний столик у окна, из которого было видно Оку, еще покрытую серым потрескавшимся льдом, и Чевелихин доверительно поведал приглушенным голосом, что поскольку дело занимает несколько томов, ознакомиться с ним как следует у Евгения Юрьевича просто не было времени, однако суть он усвоил. Благоприятно решить вопрос на этой стадии невозможно.

Чевелихин сочувственно развел руками и повторил раздельно, по слогам:

— Не-воз-можно!

При этих словах Водянова сразу расплакалась.

— Не расстраивайтесь раньше времени, — проговорил Чевелихин, осторожно дотрагиваясь до ее руки. — Есть шанс отыграть все в долгую…

— В долгую, это как? — всхлипнула Водянова, поднимая на него потекшие глаза и ничего не понимая.

— Ну, скажем, года в два, два с половиной.

— И все это время Петя будет сидеть?!

— Не будет, — мягко улыбнулся Чевелихин. — У Евгения Юрьевича есть план. Но предупреждаю: стоить это будет дорого.

— Как дорого? — сразу вся напряглась Водянова.

— Очень дорого, — со вздохом подтвердил Чевелихин.

Он взял белую бумажную салфетку из пластиковой подставки, достал из портфеля ручку и нацарапал «5».

— 5 миллионов долларов?! — шепотом ужаснулась Водянова.

Чевелихин укоризненно приложил палец к губам, как уже делал в кабинете, призывая ее к осторожности. Она оторопело продолжала смотреть на цифру.

— Есть и хорошая новость, — ободряюще проговорил Чевелихин. — Сразу понадобится не все, а только…

Он вновь взял салфетку, нацарапал «2» и, улыбаясь, посмотрел на Водянову, будто приглашая ее порадоваться.

— Да… это… действительно, лучше, — с трудом выдавила Водянова, внутренне обмирая от огромности сумм.

— Вы готовы к… так сказать… такому? — спросил Чевелихин, не сводя с нее испытующего взгляда своих беспокойных глаз. — Вас это не пугает?

— Нет, но… Я бы только хотела сперва узнать план… Чтобы, как бы,… понять….

— Конечно, — кивнул Чевелихин. — Обязательно. Евгений Юрьевич вам его изложит лично. Но какие-то вещи мы должны ясно понимать заранее. Правильно? Чего мы ждем друг от друга.

— Да! — подтвердила Водянова, чувствуя, как покрывается холодным потом. — Да, конечно.

— И последнее. Если вас все устроит, то, о чем я говорю, — он опять ткнул в салфетку, — Нужно будет отдать в понедельник. Вы сумеете?

— Да… Думаю, да…

— Вы думаете или сумеете? Здесь нужна полная определенность, иначе нет смысла продолжать разговор.

— Я… сумею… да… постараюсь…

— Уверены? Ну, хорошо. Встречаемся в восемь вечера в ресторане «Чкалов», это недалеко. Евгений Юрьевич объяснит вам детали. Только имейте в виду: при нем — никаких цифр, он этого не любит. Найдете ресторан? Сами доберетесь или машину за вами прислать?

— Я доберусь… спасибо…

***

Ресторан «Чкалов» был разделен на небольшие ниши декоративными перегородками, что создавало у посетителей атмосферу интимности и позволяло им разговаривать свободнее. Самохвалова тут знали; у него был свой стол в уголке с диванчиками, куда и проводили Водянову. Самохвалов с Чевелихиным прибыли чуть позже; Чевелихин сел рядом с Водяновой, а Самохвалов — напротив. Водяновой показалось, что Самохвалов был слегка навеселе; держался он дружелюбнее, чем в кабинете, пошутил и сделал Водяновой комплимент относительно ее внешности.

Водянова перед встречей долго делала прическу с помощью привезенного из дома фена и тщательно красилась, — в наивной женской надежде произвести впечатление и, может быть, сбавить цену. Тон, взятый Самохваловым, ее ободрил. Самохвалов заказал себе пельмени, рубленые котлеты из говядины, графинчик водки и к нему — соленья.

— Пельмени здесь исключительные, — сообщил он Водяновой. — Непременно попробуйте!

— У нашего повара — собственный рецепт, — похвастался официант, принимавший заказ. — Весь город к нам на пельмени ездит.

Водянова, чтобы не раздражать Самохвалова, заказала пельмени, хотя обычно жирных блюд избегала, дабы не поправляться, однако от спиртного отказалась. Чевелихин тоже не стал смотреть винную карту, сказав официанту, что как-нибудь в другой раз.

— Ну что ж, должен отметить, что Саратовская прокуратура проделала неплохую работу, — с усмешкой заговорил Самохвалов, когда официант отошел. — Я тут привез с собой кое-какие документы: обвинительное заключение, показания ключевых свидетелей, бухгалтерские сверки, ну и так далее. Копии, конечно, поскольку дело уже находится в суде.

Он достал из портфеля пухлую папку и положил на стол.

— Можно взглянуть? — встрепенулась Водянова.

— Прошу прощения, служебная тайна! — Самохвалов положил руку на папку. — Кое-что я вам покажу, но позже. В общем, доказательную базу они там собрали солидную, обвинительный приговор обеспечен, тут никаких сомнений. Просить будут двенадцать лет, столько суд и даст. Предварительное заключение, конечно, ему зачтут.

— Так много?! — испуганно вскрикнула Водянова.

— С учетом всех обстоятельств, это немного, — со знанием дела возразил Самохвалов. — Могли бы затребовать и шестнадцать, картина-то из материалов вырисовывается совсем некрасивая.

— Неужели ничего нельзя поделать?!

— Почему же нельзя? — снисходительно усмехнулся Самохвалов. — Можно. Что-нибудь сделать всегда можно. Но это потребует больших усилий…

— Да-да, я понимаю!

— И не только от меня, — многозначительно прибавил он и налил себе еще рюмку.

Водянова подобралась, приготовившись слушать.

— В ходе следствия было допущено много грубых ошибок. Очень много. — Он осуждающе посмотрел на Чевелихина, как будто следствие вел он. Чевелихин с сожалением покивал. — Про процессуальные нарушения вообще не говорю, их море! На них у нас никто внимания не обращает. А зря! — Самохвалов хитро улыбнулся. — На этом мы и сыграем. У вашего адвоката наверняка есть целый список всяких подобных огрех. Так вот, пусть он