законе вернешься, с новым погонялом! Пацаны твои от зависти сдохнут. Суету вокруг тебя разведут: «Леха, скажи, че надо, мы теперь от тебя работать будем!». А ты им так, сквозь зубы: «Атас, в натуре, дайте раскумариться!». Жены, правда, не будет, да и хер бы с ней! Ворам все одно жениться не положено. Биксу себе молодую заведешь…
— Почему это жены не будет? — встревожено спрашивал Зайчик.
— Ну, пацаны же обещают о ней позаботиться, значит, позаботятся, — многозначительно произносил Аркаша.
Запоздало поняв, что Аркаша над ним прикалывается, Зайчик, обиженно сопя, замолкал и отворачивался.
Аркаша пробовал докопаться и до Норова.
— Павлик, — начинал он. Обращаясь к людям, он, как правило, называл их уменьшительно-ласкательными именами. — Вот скажи мне, как умный человек…
— Спроси лучше у вафлера, — невежливо прерывал Норов.
Водянов замирал он такой дерзости. Аркаша недобро усмехался, качал головой, но не продолжал. После двух попыток он от Норова отстал.
***
И все же к Водянову Аркаша, казалось, и впрямь питал какую-то симпатию.
— Как же ты, Петюня, с твоими бабками, на нары залетел? — удивлялся он. — Не делился что ли с кем надо?
— Да как же не делился? Я же Мише Мордашову половину отгонял! Он обещал все решить, если что…
— Кто обещал? Миша?! Нашел, кому верить! Он же вигоневый, за него все знают!
— Что значит «вигоневый»?
— Крученый-перекрученный! Кого хошь продаст!
— Мы с ним все же почти шесть лет в партнерах были…
— И че? Да, может, он тебя и подставил!
— Зачем?
— Чтоб бизнес отжать! Ты че, не сечешь?
— Да я уж сам об этом думал, — признавался Водянов. — Но, с другой стороны, я ведь его и слить могу!
— Не-а! Не можешь! Сознался в сговоре — считай, себе срок удвоил. Да и документов у тебя, поди, на Мишу нет. Он же не дурак — следы оставлять. Папаша его, в любом случае, отмажет, а ты себе хуже сделаешь. Это тебе даже твой адвокат объяснит, жучара майский! У тебя сейчас одна надежда: либо судью зафаловать, либо с прокурором напрямую сконтачиться. А еще вернее — через Москву орудовать.
— Да уже по-всякому пробовали! — уныло отзывался Водянов. — Ничего не получается!
Аркаша и сам звонил корешам, узнавая, нет ли у кого выходов на нужных лиц. Те отвечали, как обычно в подобных случаях: что у них — нет, но они поспрашивают.
***
Аркаша жить не мог без карт. У него имелась колода, но партнеров не находилось. Водянов, которого он в первую же неделю засадил на двадцать тысяч долларов, играть с ним отказывался. Зайчик пришел к такому же выводу что и Водянов быстрее, проиграв полторы тысячи, больше у него не было. Норов по понятным причинам в карты с Аркашей вообще не садился, да он их и не любил. В ответ на Аркашины призывы перекинуться по маленькой он отвечал:
— Ты скажи, сколько тебе надо, я, может быть, тебе просто так отдам.
Но получать с кого-то «просто так» Аркаше было неинтересно. У него имелась профессиональная гордость.
Книг Аркаша не читал, смотреть телевизор ему было скучно. Он томился, чифирил и временами пускался в рассказы о своих проделках. Биографировал Аркаша бурно; участвовал в сотнях, если не тысячах афер: был кидалой в аэропортах и вокзалах, лобовым в поездах; в советское время ломал чеки у валютных магазинов; в молодости не брезговал и незатейливыми уличными кидняками с «потерянным» кошельком или кольцом. Он впаривал антиквариат и картины знаменитостям, участвовал в финансовых пирамидах и организовывал благотворительные фонды. Но страстью его были сложные многоходовые постановки, в которых работало сразу несколько человек, каждый из которых играл свою роль. Такие аферы требовали находчивости, артистизма и дерзости.
— Сейчас таких уже не исполняют, — с сожалением говорил Аркаша. — Другое время. В лучшем случае, по телефону разведут. А я — человек старой закалки, люблю с живыми людьми работать. Эх, была б моя воля, я бы всю жизнь только аферами и занимался!
— А тебе не жалко людей, которые ты обираешь? — спросил его однажды Норов.
— Лохов что ль? — даже удивился Аркаша. — Да чего их жалеть! Я их не обираю, Павлик, я их лечу. Афера всегда строится на жадности, это корень ее — жадность. Лох, он чего хочет? Нажиться на мне. Разве ему меня жалко? А получается так, что я наживаюсь на нем. А знаешь, в чем самый кайф? Лоха сперва отыметь, а после приголубить! Это — как приход словить!
И Аркаша блаженно жмурился.
— Но имей в виду! — неизменно добавлял он, поднимая кверху толстый короткий палец. — Своих я никогда не кидал, и вором на доверии в жизни не был! Спроси, кого хочешь, любой скажет: Аркаша Бражников — человек чести.
***
По мере приближения суда Водянов нервничал все больше. Он беспрерывно грыз ногти, со встреч с адвокатом возвращался перевозбужденный и недовольный, звонил жене и давал ей инструкции. В задумчивости он машинально пачками поедал дешевое печенье, присланное ему с воли. Ночами он спал совсем плохо; вскакивал и вскрикивал.
Ежедневно заключенных выводили на часовую прогулку. Прогулочный дворик, оборудованный на крыше изолятора, был совсем крошечным: метров 5 на 6, не больше; с толстыми стенами из цемента и щебня, которые арестанты называли "тюремной шубой". Навеса над головой не было, но сверху была приварена решетка из арматуры, покрытая для верности сеткой рабица, так что небо заключенные и здесь видели только в клетку. Прогулка для Норова и Зайчика была редкой возможностью размяться и сделать несколько простых физических упражнений; оба отжимались, приседали; Норов боксировал с тенью.
Во дворике была маленькая лавочка, которую никто не использовал по назначению — и без того все сидели. Норов и Зайчик, взобравшись на нее, подпрыгивали и хватались за решетку над головой. Норов принимался подтягиваться, а грузный Зайчик просто висел.
Аркаша в это время перекрикивался с заключенными из других камер, прогуливавшимися в соседних двориках, узнавая, как дела и какие новости. Конвойный сверху осаживал его:
— Закрыть рот! Разговоры запрещены!
Но Аркаша только посмеивался:
— Тебе запрещены, ты и не базарь! — негромко, как бы про себя приговаривал он.
Водянов, опустив голову, тупо ходил по кругу.
— Хва гнать, Петюня! — увещевал его Аркаша. — Ты ж себя так живьем схаваешь; либо мотор откажет, либо кукушка поедет.
Водянов смотрел на него пустыми глазами и не отвечал. Норову со стороны казалось странным, что человек, зарабатывавший такие деньги, шедший на большие риски, попав в переплет, так потек, потерял себя.
В воскресенье, когда до суда оставалось чуть больше недели, Аркаша, после очередной серии телефонных переговоров,