Но и идти на работу было непосильным трудом. Как же хотелось думать, что мистер Ротман решил внезапно сменить свое амплуа и поселился в том клубе в качестве вокалиста, воспоминания о вчерашнем вечере вызывали волны обиды и стыда. Или, хотя бы, решил отлежаться дома после вчерашнего. Денек, а лучше недельку, или пару недель.

Флер похмелья среди клерков постепенно растворялся. Они больше не выглядели такими унылыми и помятыми, кто-то даже пытался шутить. Элс старалась не смотреть в их сторону, и все равно чувствовала, как её вслед таращились тяжелые враждебные взгляды. Они все еще помнили, как вчера девушка едва не сорвала всем премию. Успели они отправить документы? Нет? Она не знала. Да и было, в общем-то, все равно. Какая-то премия не спасет её от надвигающейся кредитной ямы. Каждый прожитый день неумолимо заставлял делать шаг к этой яме. Время остановить нельзя.

Когда Одри опустила глаза на столик, то слегка вздрогнула, затем глубоко вздохнула. Опять кофе с вишневым сиропом, правда на этот раз в розовой кружке по типу той, что разбилась в прошлый раз. В кружке с пресловутым сердечком, а рядом стояла маленькая плетеная вазочка с рождественскими имбирными печеньями, которые точно так же пахли вишней, покрытые темно-красной глазурью. В форме сердечек, конечно. Возле монитора стояла небольшая настольная елочка с белыми и красными блестящими керамическими шариками.

Она не знала, что на это сказать. Как на это реагировать. Хотелось просто осторожно присесть за стол, и сделать вид, что это не ей и не её, да и вообще, столиком ошиблись. Злости, почему-то, не было. Только странное отчуждение и печаль. Для пущей прямоты осталось осыпать все здесь сердечками, Элс косилась в сторону от своих подарков и попыталась сосредоточиться на работе. Скорее всего, то пирожное тоже было от него. Теперь девушка была в этом почти уверена.

Когда скрипнула дверь кабинета шефа, Одри нервно уткнулась в экран и стала лихорадочно рассматривать ярлыки на рабочем столе. Очень интересно. Просто безумно, настолько сильно, что глаз не отвезти, особенно на мужчину, который лез вчера спьяну в туалете клуба.

— Доброе утро. — Хрипло сказал Нэд, и Элс, все же, скользнула взглядом по манжете его рубашки. Руки казались еще более бледными, чем обычно.

— Здравствуйте. — Стул внезапно стал неудобным. Как и все окружающее пространство резко стало давить и вызывать желание куда-нибудь пропасть.

— Прости за вчера. — Послышался тяжелый вздох. — И за позавчера. И… в целом. Прости. Я вел себя не совсем адекватно. На самом деле я не хочу тебя обижать. Прошу тебя, забудь, что было. Я… постараюсь как-нибудь загладить то, что произошло.

Не веря своим ушам, Одри, все же, подняла глаза. Шеф смотрел на неё сквозь привычные очки, со странным, неподвижным лицом. Девушка сдвинула брови и неловко кивнула, на самом деле она не помнила, когда Ротман выглядел хуже. Был с настолько бледной, мучнистой кожей, с черными синяками под нижними веками и с белыми губами, которые, казалось, слегка потрескались от обезвоживания. Волосы теперь казались черными на фоне такой болезненной бледности, словно мужчина впервые за последнее столетие покинул свой склеп. Иногда из-за случайных порывов воздуха Элс едва ощущала… едва заметный запах мужского парфюма, который перемешивался с едким запахом перечной мяты такой же едкой зубной пастой. Судя по всему, Нэд, который парфюмы в принципе не любил, и предпочитал ими не пользоваться, сегодня старательно пытался скрыть неумолимый перегар.

«Если вовремя принимать душ, проблем с запахом тела не будет ни у кого» — мельком вспомнила девушка его же слова одному из подчиненных. Похоже, что сегодня душ мистеру Ротману не помог. Розовой рубашки, то ли к счастью, то ли к сожалению не было, её место занимала привычная белая с темно-синим галстуком. Хотя сегодня, может, он был бы меньше похож на оживший труп именно в розовой.

— Выпей кофе, расслабься немного, сегодня особо не будет никаких поручений. — Тихо продолжил Нэд, затем неловко кивнул на печенья. — Попробуй. Они вкусные.

— Хорошо. Спасибо. — Зачарованно прошептала Элс, все еще не веря своим ушам.

— Заходи, если понадоблюсь. Я буду у себя. — Он покачал головой, затем медленно вернулся к себе в кабинет.

Одри вновь кивнула, проводив шефа непонимающими, круглыми глазами. Никуда не делись воспоминания о вчерашнем вечере, но стало немного легче. Может, он правда напился до абсолютной невменяемости и чувствовала некоторый стыд за то, что произошло. Хорошо, если так, ибо девушка думала, что Ротман в принципе не умел чувствовать стыд. А еще страх и вину, словно родился вообще без этих чувств. Но, быть может, умел. Чуть-чуть.

Он тяжело выдохнул, вновь оказавшись в своем кабинете.

Раскалывалась голова, так сильно, что к ней нельзя было прикоснуться. Лоб, виски, затылок. Тошнило до рвотных позывов. Стоять было сложно, хотелось присесть, а еще лучше — прилечь. Аптечные средства от такого дикого похмелья помогали чуть лучше, чем никак. Постоянно хотелось пить, клонило в сон, хотя одной только воды Нэд за утро выпил больше двух литров, не считая чая и кофе.

И все это было сущей мелочью, по сравнению с тусклыми воспоминаниями о том, что он творил вчера. Тусклыми и бледными, мужчина помнил мир так, словно смотрел на него через бутылочный осколок, или через мутное стекло стакана с виски. Впрочем, то было недалеко от реальности.

Ротман горько ухмылялся с того, что у него, кажется, теперь появились фанаты. Он просто ошалел, когда засунул утром руку в карман вчерашних брюк, и нашел там несколько стодолларовых купюр, и еще много номиналом меньше. Долго таращился на них, пока не увидел на деньгах след от помады. Тут же затошнило с новой силой. Видно, кто-то умудрился их ему сунуть, когда лез обниматься на выходе из клуба. Люди не хотели его отпускать. Совсем. Еще на наличке были наспех написаны номера телефонов, комплименты, признания в любви, и даже обещания отдаться, если Нэд позвонит.

Такого позора в своей жизни он давно не чувствовал.