– Бедненький песик, бедненький песик, – приговаривала миссис Пендайс. – Ты совсем позаброшен, да, дружок?

Вдруг над ней раздался голос:

– Сэм, пошел прочь! Извините, что заставил вас ждать. Прошу за мной.

То краснея, то бледнея, миссис Пендайс вступила в низкую тесную комнату, обшитую панелями и пропахшую сигарным дымом и винными парами. Через окно в частом переплете ей было видно, как гнутся кусты под бешеным ливнем.

– Присаживайтесь.

Миссис Пендайс села. Пальцы ее были сцеплены, и только теперь она решилась поднять робкий взгляд на капитана Беллью.

Перед ней стоял, расставив кривые ноги, узкоплечий тощий человек; песочного цвета волосы были всклокочены, на бледном веснушчатом лице мигали темные глазки.

– Простите, что здесь такой беспорядок. Нечасто я теперь имею удовольствие принимать у себя леди. Я только что проснулся; всегда сплю днем в это время года.

Жесткие рыжие усы дрогнули, словно капитан Беллью скроил улыбку.

Миссис Пендайс пролепетала что-то маловразумительное.

Все это нереально, думалось ей, все это дурной сон. Раздался раскат грома, и она закрыла уши ладонями.

Беллью шагнул к окну, взглянул на небо и вернулся к камину. Темные горящие глазки так и буравили миссис Пендайс. «Если я сейчас же не заговорю, – поняла она, – то не заговорю вообще».

– Я пришла, – начала она, и страх ее тотчас улетучился, и голос, до этого такой робкий, зазвучал как всегда. Ее глаза с расширенными по самую радужку зрачками ласково глядели на человека, который держал в кулаке всю ее семью. – Я пришла кое-что сообщить вам, капитан Беллью!

Фигура у камина поклонилась, и страх, подобно зловещей птице, вновь стиснул в когтях миссис Пендайс. Ужасно и дико, что ей, да и кому бы то ни было, приходится говорить о таких вещах: что люди, мужчины и женщины, не желают войти в положение друг друга, что имеют друг к другу так мало симпатии и сочувствия. И какая жестокость, что она, Марджери Пендайс, должна сейчас коснуться темы, столь болезненной для них обоих. Как все это низко, непристойно и вульгарно!

Она вынула носовой платок, отерла губы:

– Простите, капитан Беллью, что я вынуждена говорить об этом. Ваша жена порвала с моим сыном!

Беллью не шелохнулся.

– Она его не любит – сама мне сказала! Он никогда с нею не увидится!

Как мерзко, гадко, отвратительно!

Беллью все молчал, все жег ее своими глазками; миссис Пендайс не могла бы сказать, как долго это длилось.

И вдруг он отвернулся и обмяк, почти повис на каминной полке.

Чтобы стряхнуть с себя ощущение нереальности, миссис Пендайс провела ладонью по лбу и сказала:

– Вот и все.

И не узнала собственного голоса.

«Если это и впрямь все, – думалось ей, – нужно вставать и уходить!» Но тотчас мелькнула другая мысль: «Тогда моему платью конец!»

Беллью обернулся:

– Не желаете ли выпить чаю?

Миссис Пендайс вымучила улыбку:

– Нет, благодарю вас, мне сейчас не до чая.

– Я писал к вашему мужу.

– Да.

– Он мне не ответил.

– Верно.

Миссис Пендайс физически ощущала пронзительный взгляд Беллью: в ней шла отчаянная борьба. Следует ли просить капитана об исполнении обещания – теперь, когда Джордж?.. Разве не за этим она явилась? Ведь это ради ее семьи…

Беллью шагнул к столу, налил себе виски и залпом выпил.

– Вы не просите меня отозвать иск, – произнес он.

Губы миссис Пендайс разжались, но ни словечка из них не вырвалось. Глаза, темные, как плоды терновника, на побелевшем лице казались совершенно черными. Неотрывно и безмолвно миссис Пендайс глядела в лицо капитану Беллью.

Он отер ладонью лоб.

– Я прекращу дело. Ради вас. Вот вам моя рука. Я знаю только одну истинную леди – это вы.

Он сгреб ее руку, обтянутую перчаткой, быстро пожал пальцы и метнулся вон из комнаты. Миссис Пендайс осталась одна.

Глаза ей застили слезы, но все-таки миссис Пендайс отыскала выход. С большой осторожностью она закрыла за собой дверь и подумала: «Бедное мое платье! Нельзя ли мне чуточку постоять на крыльце? Дождь почти закончился!»

Действительно, лиловая туча ушла, скрылась за домом. С ослепительно белого неба падали сверкающие капли, но яркий лоскут синевы проглянул над соснами, которыми была обсажена подъездная аллея. Дрозды уже хватали дождевых червей. Увидав миссис Пендайс, замерла на ветке белка, и миссис Пендайс рассеянно взглянула на нее поверх носового платка, которым вытирала слезы.

«Бедный капитан Беллью! – сокрушалась она. – Как он одинок! А вот и солнце!»

И ей показалось, что солнце впервые выглянуло за все это знойное, безоблачное лето. Подхватив юбки обеими руками, она ступила с крыльца на аллею и скоро была в лугах.

Мокрая зелень глянцевито сверкала; озон, этот чистый аромат без аромата, снивелировал все летние запахи. В туфельках миссис Пендайс хлюпала вода.

«Как я счастлива! – мысленно повторяла миссис Пендайс. – Как я рада, как счастлива!»

И вдруг ее охватило чувство куда менее определенное, чем ощущение счастья; здесь, в этих мокрых лугах, оно вытеснило из души миссис Пендайс все остальное.

Пролилась и развеялась туча, столь долго висевшая над Уорстед-Скейнс. Каждый звук был теперь музыкой, каждое движение – танцем. Миссис Пендайс спешила взглянуть на ранние розы – как-то обошелся с ними ливень? Ей попалась изгородь с перелазом; благополучно очутившись на другой стороне, миссис Пендайс ловчее перехватила юбки. Луг был пендайсовский. За ним, фасадом к ней, стоял особняк: белый, вытянутый в длину, приземистый, контуры нечетки из-за волшебного света, два окна, вызолоченные солнечными лучами, стерегут поместье подобно паре глаз. Дальше, слева, среди вязов – плотный серый квадрат деревенской церкви. И всюду – покой: дремотный, мглистый покой раннего английского вечера.

Миссис Пендайс прошла прямо в сад. Приблизившись, она заметила справа две фигуры – сквайра и мистера Бартера. Они стояли плечом к плечу, обозревая дерево; рядом, этаким символом раболепия в низших существах, сидел спаниель Джон и тоже обозревал дерево. Головы священника и сквайра были повернуты под одним углом; эти два лица и эти две фигуры, пусть совершенно разные по типажу, потрясли миссис Пендайс внутренним сходством. Казалось, что некий дух искал пристанища и, не сумев сделать выбор – ибо каждое из этих двух тел являло собой законченный типаж англичанина, – вселился в обоих разом.

Миссис Пендайс, даже не помахав мужу и мистеру Бартеру, нырнула под сень тисов и скрылась за калиткой…

В саду ярко блестели мокрые листья розовых кустов, меж лепестками каждого цветка таилась драгоценная водяная россыпь. Сделав несколько шагов по дорожке, миссис Пендайс выхватила взглядом сорняк и, подойдя ближе, увидела, что он здесь не единственный. «Ужас,