— Я принесла печенье. Если, конечно, Миллер согласится поделиться.

— Ну же. — Бойд подошел и потянулся к корзине, но Миллер шлепнул его по руке и принялся отступать. Бойд двинулся следом. Их смех эхом прокатился по пожарной части.

— Это овсяное печенье?

Когда она кивнула, Гриффин хмыкнул:

— И что ты теперь скажешь? Овсяное печенье — мое любимое. Похоже, что…

— Если ты сейчас упомянешь судьбу, то помоги мне бог… — засмеялась Эверли. — Именно это большинство и называет совпадением.

Он пожал плечами.

— Совпадение, судьба… Мне все равно, какое слово ты выберешь. — Уголок его рта приподнялся в ухмылке. — По-моему, жутко интересно, что я только что о тебе думал, и — о чудо! — ты появилась.

Только что думал, да?

— Не хотелось бы ломать твою теорию, но я собиралась прийти раньше. Просто только сегодня доставили новую плиту. Печенье — в знак благодарности.

— Ты же понимаешь, что реагировать на чрезвычайные ситуации — это наша работа? Ни к чему нас за это благодарить. Хотя, — он усмехнулся, — ты бы не поверила, если бы я заявил, что кто-то из нас готов отказаться от выпечки.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я, — сказала Эверли, прижав ладонь к груди: там, между ребер, каждый раз, когда она думала о том, что он сделал, расцветала болезненная нежность. — Гирлянды, Гриффин. Это не часть твоей работы.

— А, это, — он пожал плечами, словно речь шла о пустяке, хотя для Эверли его поступок значил очень многое. И Гриффин, кажется, даже не догадывался об этом. — Тебе нужна была лестница. У нас есть лестница. Это не стоит благодарности.

Как будто это была не его идея. Как будто Эверли пришла сказать спасибо не лично ему. Как будто она не испытывала искушения прижать его к пожарной машине и показать, насколько благодарна.

— Но я все равно признательна. Поэтому я здесь.

— Сказать, что я думаю? — Его передние зубы придавили нижнюю губу, отчего та покраснела и показалась особенно притягательной. Это отвлекало. — Я думаю, что ты пришла сегодня, потому что искала повод повидаться со мной.

Сердце Эверли замерло — а после забилось еще быстрее.

— Может, и так.

Может, она стала безрассудной идиоткой, но после зимы, казавшейся бесконечной, после леденящего одиночества — навеянного страхом — Гриффин был первым, кто заставил ее почувствовать себя живой и счастливой.

Он наклонил голову и с улыбкой посмотрел себе под ноги. Выглядел он в высшей степени довольным.

— Итак…

— М?

— Ты в городе на месяц.

— Верно.

— Может быть, ты не в курсе, но через пару недель Рождество.

— О нет! — Эверли театрально ахнула. — Я и понятия не имела!

Гриффин хмыкнул, и от этого звука по ее спине пробежала дрожь, а в груди растеклось тепло.

— Сюда приедет твоя семья?

Этого вопроса Эверли боялась больше всего, от него неизбежно возникало ощущение боли в горле.

— Эм, нет. Остались только я и мой старший брат, а он со своей женой живет на севере Нью-Йорка. У нее там большая семья.

Племянники, племянницы и столько кузенов и кузин, что Эверли сомневалась, может ли вообще кто-нибудь запомнить их всех по именам. Такие семьи показывают в кино и сериалах. Такую хотелось бы иметь Эверли. И все же оба раза, когда она принимала предложение брата прилететь и отпраздновать с ними, она чувствовала себя одиноко — среди почти чужих людей. Эверли было спокойнее отмечать одной, заказав китайскую еду и пересматривая «Один дома».

Семья брата была замечательной, но это была не ее семья.

Гриффин нахмурился:

— Ты отмечаешь Рождество одна?

Она пожала плечами. Фрэнк и Глория позвали ее на праздничный ужин. И ей настолько же хотелось согласиться на их предложение, насколько не хотелось вторгаться в чужой семейный круг.

— Ну уж нет, — Гриффин коротко и резко мотнул головой. — Категорически. Это исключено.

— Прошу прощения? — возмутилась Эверли.

— Ты меня слышала. — Он скрестил руки на груди и выставил подбородок. — Рождество — это единственное время в году, когда никто не должен оставаться один.

— Слушай, Синди Лу[11], — засмеялась она. — Это будет далеко не первое Рождество, которое я отмечаю в одиночестве.

В первый год учебы в колледже в Рождество она сидела одна в кампусе: боль от потери родителей была слишком свежа, чтобы допустить даже призрачную мысль о празднике. Потом, через несколько лет после выпускного, Эверли работала в компании, а не на фрилансе, и наутро после Рождества нужно было на работу, так что приехать в Порт-Анджелес она не могла. Как ни крути, это далеко не первое Рождество, которое она проведет одна, и, вероятно, не последнее.

Гриффин нахмурился еще сильнее, и у Эверли возникло странное желание разгладить морщинки между его бровями кончиками пальцев.

— Ты рассчитывала, что твои слова меня успокоят? Не сработало.

Она вообще ни на что не рассчитывала.

— У меня все в порядке. Честно.

Что не так с жителями этого города? Почему все о ней так беспокоятся? Ее это, конечно, трогало, просто такое отношение было внове.

— Вот что мы сделаем, — в его голосе появились резкие, властные нотки, и Эверли растерялась. — Ты слышала о «Праздничных доках»?

Она порылась в памяти и смутно вспомнила, что ей попадалась на глаза листовка, приклеенная у входа во вьетнамский ресторан недалеко от Фронт-стрит.

— Кажется, да. Это фестиваль, на котором выбирают лучше всего украшенную яхту?

— Ага. А капитан Киган живет на яхте. Каждый год она со своими дочками готовится к фестивалю, и мы, если нет смены в Рождество, приходим поболеть за нее. Многие местные рестораны ставят ларьки, а в булочной на Фронт-стрит бесплатно раздают какао.

Эверли улыбнулась.

— Звучит весело.

— Отлично. Потому что ты там будешь.

— Я?

— Ага.

Потребовался всего один выверенный шаг, и носки его тяжелых ботинок коснулись ее кедов. Гриффин поставил правую ногу на подножку кабины, и его колено соприкоснулось с бедром Эверли. Он положил левую руку ей на затылок, и она оказалась зажата между его большим мускулистым телом и боком пожарной машины. Эверли стиснула кулаки, борясь с искушением вцепиться в куртку Гриффина, притянуть его к себе и прижаться губами к его губам.

— В эту пятницу. В шесть. Я за тобой заеду.

Она прикрыла глаза.

— Гриффин…

— Можем не называть это свиданием, если тебе так спокойнее.

Как будто бы проблема заключалась в самом слове «свидание», а не в том, что с каждым разом, когда они оставались наедине, становилось все сложнее вспомнить, почему свидание — плохая идея.

— Дело не в том, что я не хочу. — Ей было важно, чтобы он понял: как бы банально это ни звучало, причина