Женщина болтала без умолку, слова лились из ее рта, как вода из чистейшего родника где-то в лесной чаще. Я и сама не заметила, как на глаза выступили слезы. Нет, я не плакала – это больше походило на то, что влага автоматически выходила капля за каплей.

Голос Масаё был каким-то странно приятным.

– Что такое, что случилось, Хитоми? – спрашивала женщина, а я сидела и, слушая ее голос, роняла слезы на колени.

Это приятное чувство было мне уже знакомо. Точно, примерно так я себя чувствую с похмелья, когда, кажется, нет сил даже на рвоту, но вдруг удается исторгнуть из себя все лишнее.

– Так, Хитоми, иди-ка ты в комнату для начала. А на обед давай вместе поедим чего-нибудь теплого, – сказала Масаё.

Я все так же тихо роняла слезы, слушая голос женщины, напоминавший шум осеннего ветра где-то вдалеке. Слезы падали на колени с легкими шлепками.

Господин Накано в последнее время просто помешался на китайских свитках.

– Да говорю же, на них сейчас можно кучу денег заработать! – сказал шеф, прихлебывая бульон.

После небольшого отдыха в дальней комнате я перестала плакать. Масаё быстренько собрала на стол, угостив нас теплой едой. Это была ее фирменная лапша с овощами.

– Мне кажется или лапша сегодня какая-то кисловатая? – спросил господин Накано, выдыхая табачный дым.

– Перестань курить во время еды! – строго сказала Масаё, выставив подбородок.

Шеф поспешно погасил сигарету о дно пепельницы, а потом с шумом выпил бульон от лапши. В каждой паузе между глотками мужчина хмурил брови. Мог бы и просто оставить бульон, если он кажется таким кислым… Вот и разбери, о чем он думает.

– Покупатель из Китая лично придет за товаром, – сказал господин Накано, выпив остатки бульона из миски и снова закуривая недавно потушенную сигарету.

– И что этот свиток, сильно старый? – поинтересовалась Масаё.

– Да нет, я бы даже сказал, новый – лет пятьдесят от силы, – ответил мужчина с сигаретой в зубах, относя освободившуюся миску в раковину. Пепел с кончика сигареты чуть было не упал на пол, но господин Накано ловко поймал его пустой посудиной.

В последнее время экономическая ситуация в Китае заметно улучшилась, а потому выросло и количество коллекционеров, увлеченно собирающих прежде вывезенные за границу свитки. Причем популярностью пользуются не столько антикварные свитки времен династии Мин или империи Цин, сколько не имеющие особой исторической ценности свитки, созданные уже после культурной революции.[35][36]

– Может, тут такая же история, как с бумом вещей из эпохи Сёва? – пробормотала себе под нос Масаё.

– Дурочка ты, сестренка. В Японии все совсем не так, как в Китае, – заявил господин Накано.

– Да сам ты дурачок, – с улыбкой посмотрев на меня, тихо сказала женщина, когда ее брат вышел в торговый зал.

Я пила чай, который заварила Масаё. Напиток был таким горячим, что буквально обжигал горло.

– Слушай, – обратилась ко мне женщина.

– Да? – ответила я, с шумом прихлебывая горячий чай.

– Я тут подумала…

– О чем?

– А тот твой парнишка… Он точно жив?

– Что?! – воскликнула я. – Это… в каком смысле?..

– Ну, понимаешь… – начала объяснять Масаё.

В молодости она любила поскандалить, и эта привычка не изменилась ни после тридцати, ни после сорока. Неважно даже, кто из них был виноват – женщина всегда начинала ругаться. Эта участь не миновала никого – ни любовников, ни даже просто знакомых. Как только случались какие-нибудь неприятности, на несчастного тут же обрушивался поток обвинений.

Но после пятидесяти она перестала запросто обвинять других в возникновении конфликта.

– Понятно, – отстраненно отреагировала на ее пояснения я.

– Хотя, знаешь, было бы легче, если бы я могла кого-нибудь обвинить, – сказала Масаё, ковыряясь в зубах зубочисткой.

– А что, после пятидесяти люди добреют? – все так же рассеянно спросила я.

– Ничего подобного! – Сестра шефа высоко подняла брови.

– То есть не добреют?

– Даже наоборот – я вот, например, с возрастом стала относиться к людям только строже.

– Да?

– А вот к себе я теперь отношусь гораздо мягче.

Женщина едва заметно улыбнулась. Я подумала, что у нее очень красивая улыбка. Примерно такая же красивая, как бегающий по клетке белоснежный хомяк.

– Понимаешь, – продолжила Масаё. – Есть вероятность, что тот, кого ты обвиняешь, уже мертв.

В молодости смерть не казалась чем-то естественным. Однако после пятидесяти оказывается, что человеческая жизнь может запросто оборваться в любой момент. Например, в результате несчастного случая. Или из-за болезни. Или по собственной воле. Или от руки преступника. Да даже просто по естественным причинам. В этом возрасте умереть гораздо проще, чем в молодости.

Человек может умереть сразу после твоих обвинений. Или на следующий день. Или через месяц. Или чуть позже, в самый разгар следующего времени года. В любом случае пожилые люди рано или поздно умирают – неприятно, но факт.

– В общем, с возрастом появляется необходимость задумываться о том, а хватит ли тому, с кем я собираюсь поругаться, здоровья, чтобы выдержать всю мою ненависть и оскорбления, – вздохнула Масаё, несколько посерьезнев, но не переставая улыбаться. И все-таки я правда ее не понимаю…

– Вот поэтому, – подытожила женщина, – если кто-то долго не выходит на связь, я первым делом думаю, а не помер ли он.

– Помер, – повторила я тем же тоном, каким произнесла это слово Масаё.

– Понимаешь? – Сестра шефа взглянула на меня, чуть посмеиваясь.

– Н-не думаю, что он умер, – ответила я, пытаясь как будто отстраниться от нее, хотя по-прежнему сидела на стуле.

– Уверена?

– У-уверена, – подтвердила я, но в то же время в моей голове с сумасшедшей скоростью проносились воспоминания – я лихорадочно пыталась вспомнить, когда же в последний раз видела Такэо.

Сегодня мы не виделись. Вчера, кажется, я его видела. Это было вечером. Никаких признаков скорой смерти я не заметила. Но это ведь так не работает, смерть обычно непредсказуема!

В зал вошел посетитель. Шеф начал громко с ним разговаривать. Я кое-как доползла до двери, отделявшей это помещение от торгового зала. Все в той же непонятной позе я открыла дверь, и в глаза мне бросилась фигура Тадокоро.

– О, привет, красавица, давно не виделись, – приветливо улыбаясь, обратился ко мне мужчина.

– Ага, здравствуйте, – быстро ответила я.

Не останавливаясь ни на секунду, я поспешно обулась, схватила сумку, накинула куртку и вылетела из магазина.

Я просто побежала, сама не зная, куда именно так спешу. Ноги еле двигались, сил не хватало. Это все из-за резкого похудения. «А если он и правда умер? Что тогда?» – размышляла я, продолжая свой бесцельный