что он может показать ему дорогу, но это довольно далеко, так что условием стало: «А посадите меня на коня!» 
Всадник печально улыбнулся и протянул ему руку: «Залезай!»
 Мальчик был маленьким, так что всадник без труда втащил его наверх и посадил перед собой. Улица отсюда выглядела иначе. Красивее. Человек с печальным лицом пригнулся, чтобы кое-что объяснить: «Животное следует уважать, поэтому тебе нужно, чтобы движения твоего тела гармонировали с его движениями… Так… А теперь, босоногий наездник, бери уздечку и вези меня…»
 Еще раз он смотрел на свою улочку хоть и не из самого паланкина, а с его крыши. Дело было так. В самом ее конце, если это вообще был конец, некая госпожа приказала носильщикам остановиться и высунула голову из паланкина, у нее была весьма тонкая, длинная шея, и она хотела у него спросить, не знает ли он, где живет швея Мария. Он ответил, что это его мать и что он может госпожу к ней направить, но это не близко и он согласен при одном условии: «А посадите меня на крышу!»
 Госпожа печально улыбнулась и приказала носильщикам: «Посадите мальчика на крышу!»
 Он был маленьким и не таким уж тяжелым, но казалось, что носильщики совершенно не расположены нести еще и мальчишку. Однако им пришлось согласиться. Сверху улица выглядела иначе. Красивее. Госпожа с длинной шеей еще раз высунулась из паланкина, чтобы сказать ему: «Паланкин сделан из розового дерева. С весьма тонкими досками, чтобы было легче. Поэтому он очень хрупкий, держится скорее благодаря лаку, чем своей конструкции, поэтому прошу тебя сидеть наверху спокойно, чтобы не проломить крышу! Ну, а теперь, босоногий господин, веди нас…»
 Когда его мать Мария умерла, дамы в закрытых паланкинах и господа верхом на породистых лошадях перестали появляться на ее улочке. Не было надобности. Что бы им теперь делать на этой бедняцкой улице, у которой никто не знал начала, а тем более ее конца?!
  ТКАНИ, НИТКИ… Через материнские руки и пальцы, исколотые иголками, прошли все самые лучшие и самые дорогие ткани, какие только существуют.
 Шелк из тутового дерева – настолько легок, что если человек зажмурится, он теряет уверенность в том, действительно ли на нем одежда из такого шелка… А если спит на простынях из шелка тех самых шелковичных червей, которые питаются только листьями шелковицы, он никогда не уверен не только в том, накрыт ли он хоть чем-то, но и в том, а есть ли что-то под его телом…
 Бархат – тяжелая ткань, настолько трудная в изготовлении, что кто знает, сколько тысяч локтей в длину, отчасти купленных, а еще больше захваченных во времена Четвертого крестового похода, прежде всего в Константинополе, было распорото на ниточки для того, чтобы ткачи в своих мастерских на Западе обучились способу его невероятно сложной выработки…
 Вельвет – настолько тяжел, что одеваются в него лишь самые могущественные или же те, кто хотят так выглядеть перед другими, но как-то рано стареют, идут согнувшись под тяжестью своего богатства и величия, и случается, что даже падают и никогда больше не могут встать на ноги…
 Пурпур – шерстяная пряжа, ткань цвета крови живого человека, теплая настолько же, как и кровь, струящаяся по венам… Однако если не дай боже хозяин преставится и его кровь начнет темнеть, так и ткань становится все более темно-красной… И начинает остывать, как остывает кровь, которая больше не течет, не движется в мертвом теле…
 Дамаст – ткань, напоминющая густо сплетенную клетку, в которой сидят узоры цветов, плодов граната, журавлей, горностаев и крылатых драконов… Так что званый вечер, где много гостей, одетых в дамаст, где звучат смех и песни, на самом деле похож на грустную встречу клеток из тончайшего материала, в которых пожизненно заключены цветы, гранаты, журавли, горностаи, крылатые драконы…
 Брокатель – рельефная ткань, подушечки пальцев нащупывают целый мир… А если вы прикоснетесь к брокатели на теле любимой женщины, ткань может глубоко задышать и даже кое-где лопнуть, как лопаются почки весной…
 Парча – особенно прекрасная ткань с нитями драгоценных металлов, а нередко в нее вплетали и жемчуг, и горный хрусталь, и полудрагоценные или драгоценные камни. Некоторые дамы в парче напоминают сундуки, полные всевозможных сокровищ, накопленных их мужьями. Такие сокровища обычно надежно хранятся под замком, но богачи время от времени не могут удержаться, чтобы при удобном случае не показать их завистникам.
 Это были всего лишь некоторые из тех тканей, что прошли через израненные руки Марии. Ну, разумеется, всякий, кто обращался к швее, должен был захватить с собой и соответствующие нитки, обычно настолько дорогие, что продавали их, отмеривая длиной большого пальца. Поэтому у каждого торговца тканями и нитками всегда имелся на подхвате мальчик младшего возраста с маленькими ладонями. Торговля тканями не для тех, у кого крупные кисти рук, и тем более не для тех, у кого длинные предплечья… Таким место в пекарне.
  ШЕЙНЫЕ ПЛАТКИ, ВОРОТНИКИ… Через руки Марии и ее израненные пальцы проходили такие предметы одежды, которые стоили целого состояния, но еще чаще другие, те, что по какой-то иной причине были важны для их владельцев… И вообще не казалось странным, что речь идет, например, всего об одном только платочке… Или о любимом воротнике, который завязывался спереди шнурком и подходил ко всем платьям, которых никогда не бывает достаточно. Или же о левой или правой перчатке. В зависимости от того, какой из них чаще пользуются…
 «Можете ли вы с этим что-то сделать, он немного поизносился?» – произнес всадник с печальным лицом, доверяя швее носовой платок, подаренный ему некой госпожой, это была несчастная любовь, платочек действительно поизносился от частых вздохов и от того, что всадник постоянно подносил его к носу и губам.
 «Можете ли вы с этим что-то сделать, он немного износился?» – сказала та самая дама с длинной шеей, доверяя швее воротничок, подарок любовника, который от постоянного использования и страсти прилегал к ее шее плотнее, чем нужно, и действительно натирал ей кожу.
 «Можете ли вы с этим что-то сделать, на обеих есть по несколько маленьких дырочек, надеюсь, ремонт не окажется слишком дорогим?» – сказал некий банкир, доверяя швее пару перчаток, он всегда пересчитывал деньги правой рукой, но, закончив, тут же левой проверял, не обманула ли его правая… Само собой, он не забыл спросить: «Не дадите ли вы мне бесплатно воспользоваться какими-нибудь другими перчатками, чтобы не терять времени, пока вы не закончите работу?»
 «Можете ли вы с этим что-то